Интервью

Андрей Кокошин спрогнозировал "ядерные" отношения России и США

Шаг от бездны

Россия и США продлили на пять лет срок действия Договора о стратегических наступательных вооружениях СНВ-3, который истекал 5 февраля. Еще несколько месяцев назад судьба этого соглашения, ограничивающего ядерные арсеналы России и США, висела на волоске. При президенте Дональде Трампе, разрушившем многие важные для стратегической стабильности соглашения, его бы точно не продлили. Можно ли ожидать, что при новой администрации Джозефа Байдена положение дел в этой области изменится к лучшему?

«МК» попросил дать прогноз заместителя научного руководителя НИУ ВШЭ, экс-секретаря Совета Безопасности РФ, академика РАН Андрея Кокошина.

ПУСК РАКЕТЫ «БУЛАВА» С БОРТА ПОДЛОДКИ.

ФОТО: КАДР ИЗ ВИДЕО

— Андрей Афанасьевич, то, что Россия и США смогли договориться и пролонгировали СНВ-3 — это добрый знак?

— В принципе это важное событие в деле обеспечения международной безопасности, стратегической стабильности, особенно на фоне того, что имело место при администрации Трампа. Продление этого договора на пять лет без всяких условий — это то, чего добивалось российское руководство.

— Вы имеете в виду снижение вероятности ядерной войны между нами?

— Наличие такого соглашения в отношениях России и США, безусловно, играет определенную стабилизирующую роль. Однако одного его недостаточно для снижения шансов возникновения опасных конфликтных и кризисных ситуаций, которые могут обернуться ядерным противостоянием. Необходимы и многие другие меры, которые предлагаются российской стороной.

Многие американские эксперты отмечали, что в целом при Трампе увеличилась угроза спонтанной эскалации военного противостояния США с Россией и Китаем, вплоть до вероятности возникновения катастрофической ядерной войны.

Дональд Трамп едва ли не самый разрушительный, деструктивный президент в истории США применительно ко многим военно-политическим проблемам международной безопасности. Он сделал много такого, что нанесло серьезный ущерб американо-российским отношениям и почти свело на нет взаимодействие наших стран в чрезвычайно важных, принципиальных вопросах войны и мира. Трамп в значительной мере продемонстрировал свою неподготовленность как государственного руководителя ядерной сверхдержавы к ведению дел в этой сфере.

ФОТО: RU.WIKIPEDIA.ORG

— В Конгрессе США недавно обсуждали возможность импичмента Трампу, которого обвиняли в подстрекательстве к беспорядкам. Наверное, если уж и заслуживает он импичмента, то как раз за разрушение международной архитектуры стабильности и увеличение риска войны… Какие решения администрации Трампа нанесли наибольший ущерб стратегической стабильности?

— Начать с того, что представители Трампа на переговорах с Россией практически отказались от употребления понятия «стратегическая стабильность». И только сейчас, при новой администрации США, этот очень важный концепт возвращается в оборот в российско-американском взаимодействии.

В целом администрация Трампа нанесла большой урон стратегической стабильности, делу контроля над вооружениями. Разрушен ряд важнейших элементов договорно-правовой системы, формировавшейся десятилетиями ценой огромных усилий государственных деятелей, дипломатов, военных.

Администрация Трампа вышла в одностороннем порядке из советско-американского бессрочного Договора о ракетах средней и меньшей дальности (ДРСМД) 1987 года, игравшего важную роль в деле контроля над ядерным оружием.

Если помните, администрация Трампа не шла на продление Договора СНВ-3 на пять лет, заблокировав его пролонгацию откровенно неприемлемыми для нашей страны требованиями, носившими подчас демагогический характер.

Имела место попытка шантажировать Россию, когда Белый дом поручил Пентагону оценить сроки оснащения стратегических бомбардировщиков, ракет подводных лодок и межконтинентальных баллистических ракет наземного базирования ядерными боезарядами со складов сверх потолков, определенных СНВ-3. Как известно, СНВ-3 ограничивает количество развернутых ядерных зарядов у каждой из сторон до 1550.

Уже в конце президентства администрация Трампа вышла из многостороннего Договора по открытому небу 1992 года. В свое время, кстати, это соглашение инициировали сами Соединенные Штаты. Этот деструктивный шаг Трампа не одобрили даже его ближайшие союзники по НАТО и многие политики и эксперты в США.

Серьезный ущерб делу нераспространения ядерного оружия нанесло решение Трампа о выходе из Соглашения по совместному всеобъемлющему плану действий по ядерной программе Ирана, в подготовке которого большую роль сыграли Россия и Китай. Этот шаг Вашингтона опять же энтузиазма у европейцев не вызвал. Сейчас администрация Байдена рассматривает возможность возвращения США к соблюдению этого соглашения.

Трамп отказался от многих российских конструктивных инициатив. Например, от того, чтобы Россия и США выступили с совместным заявлением о предотвращении ядерной войны и ее недопустимости, о том, что в ядерной войне не будет победителей, хотя бы повторив то, что сделали в свое время Брежнев и Никсон, Горбачев и Рейган.

И этот список можно продолжать. Я скажу так: в совокупности масштабная деструктивная деятельность Трампа в военно-политической сфере международных отношений еще не получила должной оценки со стороны экспертов и политиков.

— Как думаете, чем руководствовался Трамп, ломая систему международных соглашений? В чем логика?

— Логика Трампа до конца не понятна. Некоторые эксперты считают, что он искренне верил в то, что демагогической угрозой гонки вооружений он заставит Россию «играть» по его правилам в военно-политической сфере. Об этом говорят, например, его заявления о том, что США знают, «как выигрывать гонку вооружений». Вспомним и его хвастливые заявления о наличии у США какого-то сверхсекретного оружия «супер-пупер», которого нет у России и КНР.

Можно предположить, что применительно к контролю над вооружениями сыграла роль крайне негативная позиция Трампа в отношении вообще всего того, что делала до него администрация Барака Обамы.

Трампом при поддержке значительной части Конгресса США были значительно увеличены американские военные расходы. И осуществил это Трамп, несмотря на рост у США и без того огромного бюджетного дефицита и государственного долга. На обслуживание госдолга американские налогоплательщики тратят сотни миллиардов долларов в год — сумму, соизмеримую с американским военным бюджетом.

Он настойчиво добивался и добился роста военных расходов некоторыми европейскими членами НАТО под предлогом необходимости противостоять России и Китаю. Аргументировал тем, что доля США в военных расходах НАТО слишком велика.

При Трампе в доктринальных военных документах США до более опасного уровня выросла роль ядерного оружия в военной политике и в то же время был понижен порог его потенциального применения. Баллистические ракеты подводных лодок «Трайдент II» начали оснащать так называемыми «маломощными» боезарядами.

Были сообщения о подготовке к возобновлению ядерных испытаний на территории США после почти 30-летнего перерыва. При этом администрация Трампа не стала обозначать приверженность ратификации Договора о всеобъемлющем запрете ядерных испытаний, что имело место при администрации Обамы.

Трамп внес личный вклад в радикализацию американской политики в области противоракетной обороны (ПРО). Он с большим пафосом провозгласил задачу не только перехвата ракет противника средствами ПРО, но и уничтожения этих ракет еще до их старта.

При этом, правда, в официальном документе минобороны США пояснялось, что речь идет о такого рода политике применительно к «государствам-изгоям», к которым в США относят Иран и КНДР, и о «региональных ситуациях».

В отношении же России и КНР Пентагон декларировал сохранение традиционной политики сдерживания, направленной на защиту территории США от «крупномасштабных технологических угроз со стороны российских и китайских межконтинентальных баллистических ракет».

Администрация Трампа демонстрировала возврат к идее создания в перспективе ударных средств космического эшелона ПРО, чего не было ни при Бараке Обаме, ни при Джордже Буше-младшем.

Многие эксперты при этом отмечали, что говорить о появлении аналога программы «Стратегическая оборонная инициатива» — СОИ Рональда Рейгана — пока преждевременно. Американские политики, ученые, аналитики хорошо помнят, что программа СОИ при Рейгане так и не достигла сколько-нибудь значимых результатов, несмотря на огромные затраты. К тому же есть понимание, что эта рейгановская инициатива во многом была блефом, направленным против СССР...

Трамп с большой помпой создал Космические войска как еще один вид вооруженных сил США и продекларировал более агрессивную политику в военно-космической сфере, чем это имело место у его предшественника.

Космос был объявлен Соединенными Штатами, а затем и НАТО ареной возможных военных действий. Курс Трампа в этой области создал потенциальную угрозу качественно нового, значительно более опасного военного противостояния великих держав в космосе. При этом даже в США многие эксперты считают, что ведение боевых действий в космосе прежде всего опасно для самих США в силу их возрастающей зависимости от космических технологий связи, навигации, метеорологии, топогеодезии, разведки...

Более агрессивный характер, чем прежде, носили декларации Трампа относительно возможных боевых действий США в киберпространстве. Киберкомандованием вооруженных сил США была принята концепция «перманентной активности», с установкой на перенос борьбы в киберпространстве на вражескую виртуальную «территорию». Статус киберкомандования был повышен, его полномочия расширены.

Все эти действия соответствовали духу предвыборных установок Трампа. Они были в какой-то мере предсказуемы с учетом его личностных политико-психологических характеристик, особой склонности к радикальным решениям без оглядки на различные негативные и опасные последствия, склонности к блефу. Но не все эксперты обратили на это должное внимание.

ИНОСТРАННЫМ АТТАШЕ ПОКАЗЫВАЮТ РАКЕТУ 9М729 В РАМКАХ ДОГОВОРА РСМД. 23 ЯНВАРЯ 2019 ГОДА. ФОТО: TSARGRAD.TV

— Вообще-то странно было наблюдать, как при Трампе, который несколько раз заявлял о желании поладить с Россией, наши страны дошли до критической черты в области военного противостояния.

— Возможно, Трамп действительно хотел какого-то улучшения отношений с Россией, но только на своих условиях, которые носили по многим параметрам весьма опасный характер для обеих сторон, в том числе для самих Соединенных Штатов.

Риторика самого Трампа в отношении России была менее жесткой, чем у многих других американских политиков, включая Джо Байдена. Но ряд деятелей из окружения Трампа, особенно госсекретарь Майкл Помпео, не скупились на антироссийские заявления.

К деструктивным действиям Трампа можно отнести интенсификацию полетов американских стратегических бомбардировщиков вблизи границ России и активизацию разведывательной деятельности с помощью самолетов и беспилотников. Военные корабли США стали чаще появляться вблизи наших берегов в Черном и Баренцевом морях, на Дальнем Востоке. Все эти действия США потребовали от России адекватных мер противодействия и нейтрализации.

Крайне опасный характер носили безответственные решения Трампа об ударах крылатыми ракетами по Сирии. При этом могли пострадать российские военнослужащие. Случись это, с высокой степенью вероятности последовали бы ответные силовые действия России.

Дальше — на Украину решением Трампа было поставлено летальное оружие, что остерегалась делать администрация Барака Обамы. В целом более интенсивным стало военное сотрудничество США с Украиной и Грузией, а также с Польшей и странами Балтии, имеющее явную антироссийскую направленность.

Наконец, лично Трамп инициировал и всячески педалировал враждебные России действия в отношении газопровода «Северный поток-2». Кстати, и в этом вопросе взгляды США и ряда европейских стран разошлись.

И этим не ограничивается перечень деструктивных действий Трампа в отношении России.

— Внутри США эту политику все поддерживали?

— Нет, такого рода действия не раз встречали активное противодействие со стороны целого ряда американских политиков и авторитетных экспертов и ученых, в том числе в Конгрессе США.

Они считали, что поведение администрации Трампа не отвечает прежде всего интересам самих США и чревато чрезмерной конфронтацией с Россией и Китаем, с самыми опасными последствиями.

Активным критиком Трампа по ряду военно-политических вопросов проявили себя нынешний президент США Джозеф Байден, а также ряд деятелей, вошедших в состав новой администрации. Байден, например, был против выхода США из Договора по открытому небу, Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, «ядерной сделки» с Ираном.

Показательным в формулировании альтернативы политике Трампа в отношении России можно считать открытое письмо 103 видных отставных политиков, дипломатов, ученых в августе 2020 года. Его подписали бывший первый замгоссекретаря Роуз Готтемюллер, экс-послы США в России Джон Хантсман, Томас Пикеринг, Джеймс Коллинз, Джон Байерли, бывший министр обороны США Уильям Перри, один из ведущих исследователей «РЭНД Корпорэйшн» Арнольд Горелик, бывший помощник президента США Томас Грэм, бывший замминистра обороны США, профессор Гарварда Грэм Аллисон и еще многие.

Эти деятели подчеркивали, что сложившееся положение дел в отношениях США с Россией не отвечает американским национальным интересам. Они призвали к тому, чтобы США наряду со сдерживанием России добивались и разрядки в отношениях с ней, вели бы с нашей страной «устойчивый диалог». По их мнению, необходимо ради общих интересов восстановить американо-российское лидерство в «управлении ядерным миром». В том числе они решительно выступили за безусловное продление Договора СНВ-3.

Российский сенатор Константин Косачев справедливо отмечал, что эти авторитетные авторы открытого письма отнюдь не какие-то «голуби», а просто рационально мыслящие деятели.

Справедливости ради скажем, что в этом письме содержится и ряд выпадов в адрес России, характерных сегодня для подавляющей части политического класса США.

Но в целом они продемонстрировали тогда более реалистичный подход к американо-российским отношениям, чем многие другие эксперты и политики.

— Как могут развиваться отношения России и США при новой американской администрации?

— От администрации Байдена можно ожидать более активной антироссийской политики на постсоветском пространстве и более высокой степени агрессивности во вмешательстве во внутренние дела России. Весьма вероятны деструктивные действия этой администрации против нашей страны и по другим направлениям, чреватые в том числе обострением военно-политической обстановки. Разумеется, все это должно встречать адекватное противодействие с нашей стороны, включая необходимые жесткие меры.

Но при этом имеются шансы добиться ряда важных результатов в сфере обеспечения стратегической стабильности, снижения вероятности ядерной конфронтации. Мы можем вместе сделать новые полезные шаги, чтобы отойти подальше от ядерной бездны.

Как подчеркивает руководство России, наша страна готова предпринимать на взаимоприемлемой и равноправной основе конструктивные усилия в этой области.

https://www.mk.ru/politics/2021/02/16/andrey-kokoshin-sprognoziroval-yadernye-otnosheniya-rossii-i-ssha.html

Академик Кокошин: как Ельцин едва не уничтожил военную противоэпидемическую науку

«Дал мне команду избавиться от всего, что связано с биологическим оружием»

Сегодня исполняется 75 лет видному российскому государственному деятелю и ученому, академику РАН Андрею Кокошину. В «копилке регалий» юбиляра — множество занимаемых им в прошлом высоких постов: первый заместитель министра обороны РФ, секретарь Совета обороны, секретарь Совета безопасности. Но, как говорится, «любим мы его не только за это». Общаясь с Андреем Афанасьевичем, я каждый раз обязательно узнаю что-то новое и совершенно неожиданное. Например, мы заговорили о коронавирусе, и Андрей Кокошин тут же вспомнил совершенно потрясающую историю из времен правления Ельцина о том, как импульсивный Борис Николаевич едва не ликвидировал всю нашу военную противоэпидемическую науку. Впрочем, основная часть нашей беседы с занимающим сейчас должность заместителя научного руководителя Высшей школы экономики юбиляром была посвящена не «модному» коронавирусу, а другой, менее засвеченной, но не менее страшной опасности.

АНДРЕЙ КОКОШИН.

— Андрей Афанасьевич, правда ли, что в вашу бытность первым заместителем министра обороны РФ Борис Ельцин приказал вам ликвидировать тот самый 48-й Центральный военный НИИ, который сейчас сыграл столь важную роль в создании вакцины против коронавируса?

— Мне была дана прямая команда полностью избавиться от всего того, что было бы связано с биологическим оружием в Минобороны, без особого разъяснения деталей и указания на конкретные подразделения. Кто-то тогда убедил Бориса Николаевича в том, что у нас в Минобороны осуществляется-де деятельность, не предусмотренная Конвенцией о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического и токсичного оружия 1972 года. Когда я занялся вплотную этой проблемой, то обнаружил: ученые и специалисты в нашем военном ведомстве заняты крайне важным делом — разработкой эффективных средств защиты от биологического оружия. При этом они действуют строго в рамках этой конвенции. Я убедился в том, что их деятельность требует не то что прекращения, а всяческой поддержки.

Работавшие на этом направлении российские военные ученые уже тогда предвидели, что их разработки могут оказаться востребованными не только при боевом применении против нас биологического оружия, но и в условиях пандемии. Все эти военные ученые были профессионалами очень высокого уровня, начиная с генералов — руководителей соответствующей службы. В конечном итоге мне удалось убедить руководство страны в том, что такого рода потенциал нашего Минобороны необходимо не только сохранять, но и развивать. Важно то, что меня в этом полностью поддержал начальник нашего Генштаба генерал армии Михаил Колесников.

— На фоне пандемии коронавируса и других страхов угроза ядерной войны в массовом сознании отступила далеко на задний план. Но оправданно ли это? Насколько опасной является ситуация, когда из-за действий США вся система международных договоров в области контроля над ядерным оружием находится сейчас на грани краха?

— Стратегическую стабильность в принципе можно обеспечивать и при отсутствии договорных ограничений на вооружения. Однако общий уровень безопасности будет ниже, чем при наличии таких ограничивающих соглашений, мер контроля за соблюдением соглашений, мер доверия — например, тех, которые предусмотрены Договором по открытому небу 1992 года, из которого администрация Трампа вышла вопреки позиции всех остальных участников этого Договора, включая, кстати, союзников США по НАТО. К великому сожалению, администрация Трампа довольно последовательно осуществила ряд шагов по отказу от соглашений, вносивших существенный вклад в обеспечение стратегической стабильности. Без такого рода соглашений нам пришлось бы жить в значительно менее безопасном мире.

К тому же администрация Трампа нарастила военные расходы США, приступила к развертыванию «маломощных» ядерных боезарядов на ракетах «Трайдент II», создала Космические силы и объявила космос ареной военного противостояния, интенсифицировала полеты стратегических бомбардировщиков вблизи границ России. Насколько это все опасно и ново? СССР и США стали осознанно заниматься вопросами обеспечения стратегической стабильности довольно давно — еще в конце 1960-х годов, когда начались переговоры по ограничению стратегических вооружений. В прошлом у этого процесса тоже иногда были свои спады. Но были и подъемы, а вплоть до последних лет продолжали действовать несколько важных договоров, вносящих свой вклад в обеспечение стратегической стабильности. Выводы делайте сами.

СОВМЕСТНЫЕ ПОПЫТКИ МОСКВЫ И ВАШИНГТОНА ОГРАНИЧИТЬ КОЛИЧЕСТВО ЯДЕРНОГО ОРУЖИЯ НАЧАЛИСЬ ЕЩЕ ВО ВРЕМЕНА БРЕЖНЕВА И НИКСОНА. СУМЕЕТ ЛИ ТРАМП УНИЧТОЖИТЬ ВСЕ, ЧТО БЫЛО ДОСТИГНУТО С ТЕХ ПОР?

ФОТО: RU.WIKIPEDIA.ORG

— Короче, администрация Трампа решила, что ядерные договоры с Москвой им больше не нужны. И что в таких условиях, с вашей точки зрения, должна делать Россия?

— Прежде всего нам надо оптимальным образом продолжать линию на развитие российских сил и средств ядерного сдерживания, повышать боевую устойчивость всех трех компонентов наших стратегических ядерных сил, развивать их способность преодолевать любую перспективную систему противоракетной обороны США. Нам следует наращивать наши возможности по обеспечению стратегического неядерного сдерживания с использованием дальнобойного высокоточного оружия в обычном оснащении. Не следует забывать и о том, что определенную роль в обеспечении убедительного сдерживания может играть и нестратегическое ядерное оружие.

Принимая все эти меры оборонного характера, мы не должны игнорировать те дипломатические возможности, которые все еще остаются. Нам надо продолжать настойчиво добиваться принятия на взаимной основе мер по снижению вероятности опасных инцидентов в военной сфере, работать над принятием ряда мер доверия, над мерами по ограничению ряда видов военной деятельности по отработке механизмов деэскалации военного противостояния в конфликтных и кризисных ситуациях. Перспективными и крайне важными считаю и наши усилия (в том числе совместно с Китаем) по предотвращению нового этапа милитаризации космоса и нового опасного противостояния — в частности, по противоспутниковым средствам ведения вооруженной борьбы.

— Рад, что вы упомянули Китай. Никоим образом не являясь сторонником американской внешней политики, я тем не менее вижу определенную логику в требовании США о присоединении Пекина к договоренностям Москвы и Вашингтона об ограничении ядерных вооружений. Вы можете доказать, что я не прав?

— Определенная логика в этом действительно есть, хотя, по доминирующим оценкам, КНР пока значительно уступает и России, и США по числу развернутых носителей и ядерных боезарядов. Но США не должны были оказывать давление на Россию для привлечения Китая к таким переговорам. И ни в коем случае участие Китая в дальнейших переговорах по ограничению стратегических вооружений нельзя увязывать с продлением двустороннего российско-американского Договора СНВ-3, к которому КНР с международно-правовой точки зрения не имеет никакого отношения. Необходимо прежде всего решить вопрос о продлении этого Договора, а уже потом уже серьезно работать над созданием каких-либо многосторонних форматов по этой сложнейшей проблематике. К тому же не следует забывать о наличии других государств со значительными арсеналами ядерного оружия, соизмеримыми с китайским арсеналом. Это относится прежде всего к Франции и Великобритании — союзникам США по НАТО.

Возможно, путь к новым моделям переговоров и соглашений в ядерной сфере с участием Китая удастся проложить в результате взаимодействия на высшем уровне стран — постоянных членов Совета безопасности ООН, предлагаемого Владимиром Путиным. Должен, однако, при этом отметить: с политико-психологической точки зрения администрация Трампа добилась многого, чтобы ухудшить отношения с Китаем практически по всем направлениям. Это не может сказаться на гипотетическом участии Пекина в каких-либо переговорах по ограничению ядерных вооружений.

— И насколько успешной следует считать американскую атаку на Китай? Как коронавирусный 2020 год изменил баланс сил между ведущими мировыми державами?

— Я не думаю, что этот год с его COVID-19 привнес какие-либо радикальные изменения в балансе сил между ведущими державами. Но довольно контрастно выглядит то, как идет борьба с пандемией в США, с одной стороны, и в КНР — с другой. Счет очевидно не в пользу Соединенных Штатов, что не соответствует претензиям Вашингтона на их роль «мирового лидера» по всем направлениям.

РИЧАРД НИКСОН И МАО ЦЗЭДУН: ЧТОБЫ ОГРАНИЧИТЬ СВОБОДУ МАНЕВРА КРЕМЛЯ, США В 70-Е ГОДЫ НАЛАДИЛИ ОТНОШЕНИЯ СО СВОИМ НЕДАВНИМ ЗЛЕЙШИМ ВРАГОМ КИТАЕМ. ЭТУ ЧАСТЬ ПОЛИТИЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ НИКСОНА ТРАМП ТОЖЕ ГОТОВ ВЫКИНУТЬ В МУСОРНУЮ КОРЗИНУ.

ФОТО: RU.WIKIPEDIA.ORG

— А есть ли шансы на то, что США перестанут вести свою нынешнюю «ковбойскую» политику в ядерной сфере?

— Оценка поведения, заявлений значительной части американского «политического класса» не позволяет пока говорить о том, что такой альтернативный политический курс уже достаточно четко оформился. Однако некоторые его контуры просматриваются. В прошлом году в контролируемой демократами Палате представителей Конгресса США было предпринято несколько серьезных попыток предотвратить выход Соединенных Штатов из Договора о ракетах средней и меньшей дальности 1987 года, стимулировать продление Договора СНВ-3 без всяких условий, предотвратить оснащение ракет «Трайдент II» «маломощными» ядерными боезарядами, понижающими порог применения ядерного оружия США. Кандидат в президенты США от демократов Джо Байден заявил о готовности продлить Договор СНВ-3.

Не следует недооценивать и недавнее заявление 103 видных американских экспертов и общественно-политических деятелей относительно необходимости выстраивания более конструктивных отношений США с Россией, особенно в сфере обеспечения международной безопасности. Среди авторов этого обращения — бывшая заместитель Генерального секретаря НАТО Роуз Готенмюллер, бывший госсекретарь США Джордж Шульц, бывший министр обороны США Уильям Перри, бывшие послы США в РФ Джон Хантсман, Джон Байерли, Джеймс Коллинз, Томас Пикеринг, такие известные профессора Гарвардского университета, как Грэм Аллисон и Джозеф Най, бывший председатель сенатского комитета по делам вооруженных сил Сэм Нанн, ведущие сотрудники «РЭНД Корпорэйшн» Арнольд Горелик и Сэмуэл Чарап и др. Это все весьма авторитетные люди, имеющие определенный вес в вашингтонских коридорах власти.

Разумеется, в этом письме присутствует целый ряд необоснованных выпадов и обвинений в адрес нашей страны. Но если смотреть на другие аспекты этого обращения, то это весьма детально и профессионально отработанное заявление. Эти американские деятели считают необходимым восстановление полновесных дипломатических отношений между США и Россией, активные усилия, которые свели бы «к минимуму неверные представления и просчеты, могущие привести к ненужной войне». Они призывают к тому, чтобы в отношениях с Россией было не только соперничество, но и сотрудничество. Эти 103 автора считают «важным возродить российско-американское лидерство в наведении порядка в ядерном мире». Авторы обращения настаивают в том числе на продлении Договора СНВ-3 и на сохранении Договора по открытому небу. Считаю все это позитивным знаком. По моему убеждению, шансы на продление договора СНВ-3 все еще сохраняются.

— Но вот выльется ли во что-либо этот позитивный знак? События последних десяти месяцев превратили в фаталистов и пессимистов даже самых отчаянных оптимистов. А к вам это относится?

— Я никогда себя к «отчаянным оптимистам» не причислял. Наверное, это помогало мне сохранять присутствие духа в самые сложные моменты жизни нашей страны. Однако, не являясь «отчаянным оптимистом», я считаю, что в фатализм и пессимизм ни в коем случае впадать нельзя. Надо трудиться не покладая рук над улучшением положения дел для нашей страны, действовать на основе глубоких размышлений, аналитических и прогнозных установок.

“Московский Комсомолец”, 26 октября 2020 г. 

Интервью брал Михаил Ростовский

«В нокдауне я лежал минуты две»

Андрей Кокошин о захвате «бутербродом» в регби,  матерщине в армии и о российской оборонке

Академика РАН, заместителя научного руководителя НИУ ВШЭ Андрея Кокошина называют спасителем российского ВПК: когда денег в экономике было в обрез, он в должности первого замминистра обороны делал все, чтобы сохранить потенциал отечественной оборонки. По случаю юбилея (в октябре Андрею Афанасьевичу исполнилось 75 лет) он рассказал «Вышке для своих», как вместо всего этого едва не стал олимпийским спортсменом. 

— Андрей Афанасьевич, вы в Вышке недавно, как Вам здесь?

— Я перешел сюда на основную ставку в октябре 2019 года. До этого я несколько лет участвовал в различных проектах Вышки. В издательстве университета вышли две мои книги, в том числе монография «Вопросы прикладной теории войны». В прошлом году Ярослав Иванович предложил мне заняться в должности заместителя научного руководителя университета междисциплинарными научными исследованиями, связанными с политико-военными аспектами национальной безопасности России. Предложение было очень интересное, и я согласился. Это то, чем я занимался на протяжении многих десятилетий и в научном и в практическом плане, когда я был первым заместителем министра обороны, а позднее секретарем Совета обороны и секретарем Совета безопасности России. Был создан Центр перспективных исследований национальной безопасности России Экспертного института НИУ ВШЭ. В нем работают специалисты высокого уровня — как гражданские, так и военные. И наша работа весьма востребована в различных государственных органах власти России, в нашем научном сообществе. Атмосфера в Вышке, условия работы весьма способствуют высокопродуктивной научной деятельности.

— Давайте поговорим о спорте. В политической верхушке страны доминировали сначала теннисисты, а потом горнолыжники. вы же всегда занимались хоть и элитарными, но для нашей страны весьма экзотическими видами спорта — академическая гребля, регби. Как так вышло? 

— Академической греблей и регби я занимался задолго до того, как «политический класс» вслед за Ельциным увлекся теннисом. Я, конечно, тоже пытался поиграть в теннис, но он мне показался скучным по сравнению с регби. А экзотическими мои любимые виды спорта в Советском Союзе не были. И гребля, и регби были доступны каждому, у кого было здоровье и желание. Во всех гребных клубах Советского Союза все было бесплатно — и лодки с веслами, и использование гребных бассейнов. Даже членам юношеских команд в спортклубах бесплатно выдавали форму, проводили спортивные сборы с хорошей кормежкой и т.п. То же самое было с регби и практически с любым другим видом спорта.

Греблей я занимался весьма интенсивно во время учебы в МГТУ имени Н.Э. Баумана. Причем, я занимался не в родном клубе Бауманки «Буревестник», а в других обществах. Так что мои достижения в гребле в зачет спортклубу бауманского училища не шли. Конечно, если бы я принадлежал к «Буревестнику», зачеты и экзамены сдавать было бы  легче...

— До какого уровня вы дошли в гребле?

— Я «догреб», до уровня команды олимпийского резерва, дважды был серебряным призером молодежного чемпионата СССР, один раз — бронзовым. Фактически одной ногой я уже был в профессиональном спорте. На 3-м курсе я стал получать специальную «спортивную стипендию. Между прочим, стипендия была больше зарплаты начинающего инженера.

Но надо было выбирать — учиться дальше или биться за «путевку» на олимпиаду в Мехико. А я как раз увлекся общественными науками, международными отношениями (одновременно с техническими предметами, которые преподавали в Бауманке). Сыграло свою роль и то, что мне немножко не хватало роста. У меня был рост 179 см, а для гребли хорошим ростом считалось 185, а еще лучше 190 см.

В конце концов, выиграв московскую марафонскую гонку, последнюю в сезоне, я закончил свою карьеру в гребле. А мои товарищи остались, из-за «академов» заканчивали вуз за 8-10 лет. Некоторые стали известными тренерами, а мой напарник Миша Чекин, с которым мы 6 лет гребли в двойке, стал чемпионом Европы.

— А как вы попали в команду регби?

— Это произошло, когда я уже защитил кандидатскую, работал в Институте США и Канады Академии наук СССР. Познакомился я с регби раньше, еще в МГТУ — там была сильная команда высшей лиги, неоднократный чемпион СССР. Мне довелось поиграть за мой факультет  «П», и очень это пришлось по душе. И в свои 27 лет я пошел в команду, которая возникла во многом на базе регбийной команды МВТУ: это был московский «Локомотив», тоже ставший командой высшей лиги. Там меня очень радушно встретили, хотя я несколько лет был вне активного спорта. Я быстро втянулся, но работать над техникой игры, тактикой нужно было очень много. Играл во втором составе московского «Локомотива». Стабильно я играл за этот клуб до 42 лет.

— Вы ведь в какой-то момент возглавляли федерацию регби? 

—Да, в начале 1990-х. 

— А до какого возраста серьезно играли?

В последний раз после семилетнего перерыва я вышел на официальную игру в возрасте 49 лет. Я в тот год  четырежды вышел на поле. Это уже была первая, а не высшая лига. В это время я уже был первым заместителем министра обороны России. В трех играх я сыграл по 20-25 минут, потом меня заменяли более молодые игроки. А вот в последней игре пришлось отыграть полностью два тайма по 40 минут, поскольку у нас к этой игре было много травмированных. И мы выиграли у команды «Слава», где средний возраст был, наверное, 20-21 год. Доиграл с огромным трудом, но доиграл. Выиграли мы у молодых, конечно, за счет тактики.

— Регби ведь очень травматичный спорт...

— Ну да, травмы были, конечно. Мою жену Наташу больше всего впечатлил мой сломанный нос: это случилось на стадионе «Луч», в матче с молодой командой МАИ. А для меня тяжелее всего прошел надрыв связок колена, он до сих пор дает о себе знать. Эту травму я получил во время тренировочной двусторонней игры нашей команды, когда меня захватили в момент атаки сразу два игрока «бутербродом» —  за ноги и за плечи, в разных направлениях.

В регби много ситуаций, чреватых травмами: например, когда захватом останавливаешь рвущегося в атаке противника. Я как-то в такой ситуации захватом в ноги остановил мощного игрока команды «Слава» по фамилии Богдан. У него был рост где-то 195-197 см и боевой вес 115 кг. А у меня вес был около 85 кг. Я его брал прямым захватом, а это самый опасный захват, когда ты идешь практически в лоб. Другого варианта в той ситуации не было. Если бы я его не захватил, он прорвал бы нашу оборону и заработал бы своей команде хорошие очки. Выполнил я захват недостаточно технично, получил непреднамеренный удар коленом по голове, в нокдауне полежал минуты две, но я его остановил, и мяч Богдан потерял и его подхватил кто-то из моих товарищей по «Локомотиву».

— Но вы еще оборонно-промышленный комплекс спасали как раз в 90-е годы. Как это все уживалось в одних сутках?

— Режим работы в здании Минобороны на Арбатской площади такой был: в 8 утра я на работе, и работал обычно примерно до 9 вечера. В субботу ходил с утра играть в футбол, потом примерно с 10:30 до 16:30 снова рабочий день. В регби, конечно, даже в составе ветеранской команды времени тренироваться не было. Приходилось играть в футбол раз в неделю, хотя футболистом я был неважнецким со своими регбистскими инстинктами. Да и скучноват футбол по сравнению с регби.

В Минобороны я отвечал за военно-техническую политику, за взаимоотношения с ВПК. Это было время сверхнагрузок, стрессовых ситуаций, забастовок на предприятиях ОПК, угрозы для реализации многих программ вооружений, нарушения кооперационных цепочек. Сказывалась общая тяжелейшая финансово-экономическая ситуация в стране.

— Каково это было — оказаться в должности первого замминистра обороны, не будучи военным? 

— Для нашей страны это было необычно. Ельцин изначально сам был некоторое время министром обороны, а я и генерал Павел Грачев были у него первыми заместителями. Такое положение дел он планировал сохранить примерно на полгода. Но потом он передумал, меня направили в загранкомандировку, а когда я вернулся, министром обороны Ельцин уже назначил Грачева.

— Наверное, стилистические разногласия возникали...

— У меня был друг генерал-полковник Валерий Иванович Миронов, замминистра обороны по кадрам и высшему образованию, высокочтимый военный профессионал. Он говорил: «Андрей, учти, в армии иногда надо подчиненных  подстегнуть крепким словом, иначе сущность указа не дойдет». У меня на этот счет были глубокие сомнения.

И вот ко мне как-то зашел с докладом генерал-полковник Галкин, начальник Главного бронетанкового управления, настоящий русский военный интеллигент. Отец, кстати, замечательного юмориста Максима Галкина. Я его спросил: «Александр Александрович, вот вы прошли все стадии военной службы, тут мне некоторые говорят, что без крепкого непечатного слова в общении с подчиненными никак де нельзя». И Галкин говорит: «Ни в коем случае! Андрей Афанасьевич, у нас и так столько хамства в Вооруженных силах!». И мне как-то сразу полегчало, что можно собой оставаться и дело делать.

— Можно ли сказать, что оборонку тогда спасали люди, человеческий фактор, связи? Это ведь действительно чудо, что так много предприятий сохранилось в условиях отсутствия госзаказа и стабильного финансирования.

— Для спасения оборонно-промышленного комплекса требовались сверхусилия, сверхнапряжение, постоянная работа по «выбиванию» средств на конкретные системы вооружений из Правительства, особенно непосредственно от Виктора Степановича Черномырдина. Огромную роль сыграли генералы и офицеры Минобороны, работавшие на этих направлениях, и, конечно, руководители предприятий ОПК. Подавляющее большинство из них в тяжелейших условиях 1990-х годов проявили себя наилучшим образом, настоящими патриотами страны, своего дела. Они в этой новой обстановке не растерялись, проявили свои бойцовские качества. И бились не за свое благополучие, а за свои предприятия и за своих инженеров и рабочих.

— Но Вам ведь все равно приходилось из них выбирать — кому дать денег, кого поддержать, а кого нет. Там ведь было много внутренней конкуренции, в нашем ВПК, были предприятия, которые решали похожие задачи. Как вы делали этот выбор? 

— Базовые решения по приоритетам принимала коллегия Министерства обороны. В Минобороны был специальный совет по военно-технической политике и совет по военно-стратегическим вопросам. Эти вопросы мы регулярно обсуждали среди профессионалов высочайшего уровня: с начальниками генерального штаба, военачальниками, с лидерами ОПК. Гособоронзаказ и государственная программа вооружения утверждались Правительством РФ. Другое дело, что они хронически недофинансировались из-за общего состояния экономики.

Например, у меня был, такой подчиненный, генерал-полковник Вячеслав Петрович Миронов, начальник управления вооружений Минобороны РФ. Блестяще знал всю номенклатуру вооружений, закономерности их развития, историю. Адмирал Гришанов Валерий Васильевич, зам. главкома ВМФ по вооружениям, был подлинный патриот Военно-морского флота, неутомимый рассказчик морских юмористических рассказов. До сих пор жалею, что за ним не записывал, когда летали с ним на разные объекты. Прекрасным специалистом и руководителем был Николай Иванович Караулов, начальник Главного ракетно-артиллерийского управления - ГРАУ. Очень хорошо у меня было отработано взаимодействие с такими начальниками Генштаба, как Виктор Петрович Дубынин, Михаил Петрович Колесников и потом Анатолий Васильевич Квашнин. У меня была очень сильная, высокопрофессиональная и преданная делу группа гражданских и военных помощников во главе с опытным деятелем оборонно-промышленного комплекса Владимиром Владимировичем Ярмаком.

Прежде всего мы старались обеспечить разработку наиболее сложных систем вооружений, создать заделы на будущее, когда появятся средства на серийное производство систем вооружений. Каждая из таких систем предполагала сложную научно-техническую, промышленную кооперацию — соответственно, спасать нужно было не одно предприятие, а всю цепочку. В целом в тех тяжелейших условиях нам удалось сделать очень многое. Это относится к стратегическим ядерным вооружениям, высокоточному дальнобойному оружию в неядерном снаряжении, к средствам радиоэлектронной борьбы, к системе космической навигации «Ураган-ГЛОНАСС», к тяжелому атомному ракетному крейсеру «Петр Великий», к многоцелевым атомным подводным лодкам, к программе военной электроники «Интеграция-СВТ», к различным авиационным системам и  многому другому, что сегодня является неотъемлемой частью оснащения Вооруженных сил России.

— Но Вы же также международное сотрудничество пытались наладить, например, Вам приписывают первые важные договоры с Индией и Китаем.

— Я исходил из того, что мы в нашей внешней политике, в политике национальной безопасности не должны делать ставку только на отношения с США и Западной Европой. Я осознавал, для обеспечения национальных интересов России надо активно развивать отношения с целым рядом других государств, в том числе с такими азиатскими гигантами, как Китай и Индия. И у Министерства обороны и ОПК были такие важные рычаги, как военное и военно-техническое сотрудничество. 

Одну из своих первых зарубежных поездок как первый заместитель министра обороны России я совершил в Китай. Со мной были представители нашего ОПК, генералы. С этого момента начинается активное сотрудничество в военной и военно-технической сфере с Китаем, которое приносило и приносит свои плоды для обеспечения национальных интересов России. Несколько позднее я совершил аналогичные поездки в Индию, с которой нас связывали многолетние связи в этих областях. Важно было дать этим связям  новый сильный импульс.

Китай тогда очень заинтересовался нашими зенитно-ракетными комплексами С-300, которые были разработаны КБ под руководством Бориса Васильевича Бункина. Китайцы захотели приобрести истребители Су-27 КБ Сухого, а затем Су-30, и многие другие виды вооружений, включая, например, дизельные подводные лодки и эсминцы. За счет средств от продажи комплексов С-300 в значительной мере были созданы более совершенные комплексы С-400. Подобное развитие применительно ко многим другим системам вооружений, которые мы поставляли в Китай. Такую же роль сыграли и наши крупные поставки вооружений в Индию. Это было крайне важно и для нашего ОПК, и для его экономического положения, и в конечном итоге для наших Вооруженных сил,  ибо без ОПК, без оборонной науки и техники, соответствующих производств существование российских Вооруженных сил просто невозможно.

— В последние годы российский ОПК чувствует себя существенно лучше, чем в 90-е. Тем не менее, видите ли вы какие-то важные проблемы, просчеты, ошибки в развитии отрасли?

— Безусловно, такие проблемы есть. Это ведь очень сложное, многомерное хозяйство, постоянно развивающееся. Но на эти темы я предпочитаю высказывать свои оценки, соображения конкретным должностным лицам нашей страны в специальных аналитических записках.

В целом должен отметить, что наш ОПК работает на должном уровне, у него немало крупных и даже выдающихся достижений. Рад очень тому, что в нем реализованы многие задумки, научно-технические заделы, к которым я и мои коллеги причастны по своей работе в 1990-е годы.

Из журнала «Вышка для своих», ноябрь 2020 г.

Андрей Кокошин: мы должны выступать против недружественных действий США в отношении Китая

Экс-секретарь Совбеза РФ рассказал о своем видении роли страны в отношениях с Китаем и Штатами

Андрей Кокошин

Фото: Антон Новодережкин/ТАСС

Москва. 26 октября. INTERFAX.RU - Экс-секретарь Совета безопасности РФ, академик РАН Андрей Кокошин, которому сегодня исполнилось 75 лет, рассказал в интервью "Интерфаксу" о том, какой он видит роль России в треугольнике РФ-США-Китай и какими могут быть будущие договоренности в сфере контроля над вооружениями.

- В последние годы мы наблюдаем усиление конфронтации США и Китая: торговые войны, взаимные обвинения, санкции. Как, на ваш взгляд, в этой ситуации следует вести себя России: занимать одну из сторон или оставаться нейтральным наблюдателем?

- У нас очень тесные партнерские отношения, отношения подлинного стратегического партнерства с Китайской народной республикой. По многим вопросам мировой политики, отношений в треугольнике Россия-США-Китай наша страна, конечно, занимает позицию поддержки Китайской народной республики. Мы должны выступать против всякого рода недружественных действий со стороны США в отношении КНР. Та линия, которую проводит сегодня Вашингтон в отношении Китайской народной республики, очень важного фактора системы мировой политики, контрпродуктивна и чревата самыми разными негативными явлениями и для мировой экономики, и для международной безопасности. Здесь российская позиция, думаю, достаточно внятная, определенная – мы стратегические партнеры с Китайской народной республикой, я думаю, что это доминирующая долгосрочная линия в нашей политике.

- Президент РФ Владимир Путин на днях заявил, что не исключает возможности создания военного союза России и Китая. Насколько, на ваш взгляд, реальна такая перспектива?

- У нас с Китаем уже на протяжении довольно длительного периода времени выстраиваются весьма конструктивные отношения в области военного и военно-технического сотрудничества. Мне в свое время, и как первому заместителю министра обороны, и потом секретарю Совета безопасности, довелось приложить к этому руку, я считал, что это крайне важно для интересов и России, и Китая – обеспечить такое сотрудничество, что оно будет играть роль в обеспечении общей устойчивости системы мировой политики, системы стратегической стабильности. Жизнь подтвердила правильность такой линии, и я считаю, что возможности для углубления нашего сотрудничества с Китаем у нас, безусловно, есть.

- Китай последовательно заявляет о том, что не намерен присоединяться к договоренностям об ограничении стратегических вооружений. Основной аргумент Пекина – число имеющихся у них боезарядов значительно ниже, чем у США и России. Есть ли рубеж, после которого подключение Китая к договоренностям станет необходимым, когда это может произойти?

- Сейчас самое главное в наших отношениях с Соединенными Штатами – решить вопрос продления договора СНВ-3. Это двусторонний договор, Китай к нему не имеет отношения, попытки американской стороны усложнить всю ситуацию, усложнить условия продления договора, я считаю, контрпродуктивны. Что касается участия Китая в такого рода ограничениях в перспективе, то здесь необходимо иметь в виду и другие ядерные державы. Мы знаем, что довольно значительными ядерными арсеналами, и давно, обладают такие страны, как Франция и Великобритания, которые являются военными союзниками Соединенных Штатов. Их арсеналы тоже нужно учитывать. Я не могу исключать того, что в перспективе какие-то новые форматы договоренностей могут быть выработаны в результате взаимодействия на высшем уровне стран-постоянных членов Совета безопасности ООН, как это предложил наш президент Владимир Владимирович Путин.

- Есть ли вообще смысл в обсуждении ограничения вооружений, как стратегических, так и тактических, в условиях появления у России гиперзвукового оружия и других новейших разработок?

- Последовательная линия России состоит в том, что нужно сохранять и развивать режим ограничения и сокращения вооружений, и как-то в него должны вписываться и новые военно-технические достижения всех стран. Россия, создавая новые технические средства вооруженной борьбы, ориентируется прежде всего на обеспечение надежной, убедительной политики сдерживания, ядерного и неядерного, которая вполне может сочетаться и с политикой по ограничению и сокращению вооружений, и по развитию мер доверия, которые снижали бы опасность острых конфликтных и кризисных ситуаций.

Андрей Афанасьевич Кокошин – видный российский государственный и военный деятель, доктор исторических наук, профессор, академик РАН. Депутат Госдумы РФ третьего, четвертого и пятого созывов. В разные годы занимал должности первого заместителя министра обороны государственного военного инспектора - секретаря Совета обороны, секретаря Совета безопасности. В настоящее время – заместитель научного руководителя НИУ ВШЭ.