Статьи
О научном наследии генерала армии Махмута Ахметовича Гареева
А.А. Кокошин – академик РАН, заместитель президента РАН, 6-й секретарь Совета безопасности РФ
О научном наследии генерала армии Махмута Ахметовича Гареева
К 100-летию со дня рождения выдающегося историка и военного теоретика
Статья подготовлена на основе выступления А.А. Кокошина на конференции Академии военных наук, посвященной 100-летию генерала армии М.А. Гареева в Москве, в Институте военной истории Военной академии Генерального штаба ВС РФ 25 июля 2023 года.
БОЕВОЙ ОФИЦЕР И КРУПНЕЙШИЙ ИСТОРИК
Начну с того, что Махмут Ахметович Гареев – это одна из крупнейших фигур в отечественной военно-научной мысли и вообще в нашей политологии и исторической науке. Его труды всегда будут среди важнейших отечественных военно-научных работ и останутся важным фундаментом для дальнейшего продвижения вперед в этой области.
Я регулярно перечитываю такие книги Махмута Гареева, как «Маршал Жуков», «Неоднозначные страницы войны», «Полководцы победы и их военное наследие» и другие. Все они были подарены Махмутом Ахметовичем и имеются в моей библиотеке, с многочисленными пометками и закладками.
Вызывает огромное уважение боевое участие Махмута Ахметовича в Великой Отечественной войне как подлинного офицера-фронтовика, богатейший послужной список этого замечательного офицера, генерала, настоящего, не показного патриота, глубокого ученого.
Махмута Ахметовича безусловно отличали научная смелость и честность верного долгу и воина, и творца научного знания.
ВЫДАЮЩИЙСЯ ВОЕННЫЙ ТЕОРЕТИК
Генерала армии Гареева можно поставить в один ряд с Александром Андреевичем Свечиным, Борисом Михайловичем Шапошниковым, Георгием Самойловичем Иссерсоном и рядом других замечательных отечественных военных теоретиков.
Махмут Ахметович был активным сторонником тесного сотрудничества между военными и гражданскими учеными. Он искал формулы оптимального взаимодействия военной науки с политологией, социологией и экономической наукой. Генерал Гареев неоднократно поднимал вопрос о предмете военной науки, добиваясь того, чтобы она не была изолирована от других наук.
Здесь нельзя не вспомнить суждение Александра Свечина о том, что военная стратегия должна быть прежде всего предметом социологии (сегодня мы сказали бы скорее – предметом политологии). Это положение так и не получило своего развития в нашей науке, в том числе в силу условий, в которых оказалась наша социология в 1930-е годы – на долгие десятилетия. Вопрос о политологичности и социологичности исследований по военной стратегии остается очень актуальным и в наши дни.
В нашем общении с Гареевым мы не раз затрагивали тему воздействия технологических факторов на военное дело, на характер современных войн. Гареев, следуя примерам Свечина и Шапошникова, всегда отмечал важность состояния экономики и финансов страны, ее промышленно-технологической базы для подготовки и ведения войны. Он призывал к максимальному реализму по этим жизненно важным вопросам, которые нередко недоучитываются специалистами по военно-научным проблемам.
Махмут Ахметович Гареев проявил себя как враг догматизма и схематизма в научных исследованиях. Примечателен его рассказ о том, как Георгий Константинович Жуков вскоре после своего назначения на пост министра обороны СССР затребовал себе два десятка секретных докторских диссертаций по военно-научной проблематике. И остался ими очень недоволен – из-за их схематизма, оторванности от реальных проблем развития военного дела того времени. Специалистам известно критическое отношение Махмута Ахметовича ко многим военно-научным публикациям, страдающим схематизмом и отсутствием историзма.
Мы были знакомы с Махмутом Ахметовичем еще где-то с первой половины 1980-х годов. Помню, какое сильное впечатление на меня произвел его труд «Фрунзе как военный теоретик», носивший фундаментальный и новаторский характер. В этой книге представлен блестящий анализ многих военных компонентов развития отечественной военной мысли и реального боевого опыта Красной армии.
Такого рода разработки Гареева имели большое прикладное значение в его работе над военно-доктринальными и оперативно-стратегическими проблемами того периода под руководством незабвенного маршала Советского Союза Сергея Федоровича Ахромеева. О чем Сергей Федорович говорит и в своем небольшом, но очень емком мемуарном очерке «Глазами маршала и дипломата», написанном совместно с замечательным советским дипломатом Георгием Марковичем Корниенко.
ТРУДЫ О ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ
Большое внимание Махмут Ахметович Гареев в своих разработках уделил вопросам оценки опыта Великой Отечественной войны, в которой в конечном итоге мы одержали самую выдающуюся победу в мировой истории. Особое внимание он в нескольких своих трудах уделил трагическому для нас первому периоду этой войны. Гареев с горечью в том числе писал, что в 1941 году наша армия была не подготовлена ни к обороне, ни к наступлению. Большой вред нанес нам в то время, по словам Гареева, «идеологизированный культ наступательной доктрины».
Гареев оправданно употреблял сослагательное наклонение в своих военно-исторических исследованиях, размышляя о возможном ином ходе событий в первом периоде Великой Отечественной войны в случае принятия других решений, развивая в том числе мысли Aлександра Михайловича Василевского и Константина Константиновича Рокоссовского. Вспомним, что яркие примеры такого мышления давали в свое время Александр Свечин и Георгий Иссерсон. Подобный подход к политико-военной и военной истории следует считать необходимым для всех серьезных современных исследований.
Сегодня многие оценки генерала Гареева по этой исключительно важной для нас теме уже нуждаются в дополнении и развитии в свете появления целого ряда значительных отечественных военно-исторических трудов.
Здесь я хотел бы отметить 12-томный фундаментальный коллективный труд «Великая Отечественная война», подготовленный прежде всего титаническими усилиями профессора, доктора исторических и доктора юридических наук генерала Владимира Антоновича Золотарева, долгое время очень успешно возглавлявшего Институт военной истории Министерства обороны СССР и Министерства обороны РФ. Нельзя не вспомнить и о весьма серьезных работах по истории Великой Отечественной войны такого видного отечественного ученого, как Алексей Валерьевич Исаев.
В плане формулирования обобщенных выводов и уроков этой войны эпохального значения весьма важным является совместное выступление Махмута Ахметовича с начальником Генерального штаба ВС РФ генералом армии Анатолием Васильевичем Квашниным на страницах «Независимого военного обозрения» под названием «Семь уроков Великой Отечественной войны» («НВО», 28.01.2000). Эти обобщения в целом сохраняют свою ценность. Очень важен и сам факт такого содружества крупнейшего военного ученого и видного военачальника, который внес большой вклад в укрепление обороны и безопасности России.
В целом необходимо подчеркнуть уроки, касающиеся военно-технической составляющей нашей подготовленности к Великой Отечественной войне. Гареев вслед за Свечиным и Шапошниковым, развивая формулу Карла Клаузевица, признавал примат политики по отношению к военной стратегии. Но он не раз отмечал и исключительную важность обратной связи между ними, исключительную важность обязательств политики по отношению к военной стратегии.
Обсуждали мы с Махмутом Ахметовичем и вопросы соотношения между стратегией, оперативным искусством и тактикой в современных условиях. (В развитие этих обсуждений мы с генералом армии Юрием Николаевичем Балуевским и генерал-полковником Владимиром Яковлевичем Потаповым выпустили небольшую работу, которая, как нам представляется, не потеряла своего значения и сегодня.)
По подавляющему большинству вопросов у нас с Махмутом Ахметовичем серьезных разногласий не было. Но не могу не вспомнить о нашем приватном споре относительно полководческого таланта маршалов Георгия Жукова и Константина Рокоссовского – после того как я опубликовал о последнем небольшую статью в «Красной звезде», давая Константину Константиновичу предельно высокую оценку.
Гареев мне говорил, что Рокоссовского и Жукова «противопоставлять нельзя». Я же считал, что, признавая выдающийся вклад в нашу победу Георгия Константиновича (в том числе в силу его служебного положения как заместителя Верховного главнокомандующего), следует отметить стиль Рокоссовского в управлении, в воспитании войск, в его отношении к личному составу, к минимизации наших потерь в боевых действиях, который заслуживает особого внимания и доброго слова потомков.
Здесь не могу не отметить, что писатель Константин Симонов приводил слова Сталина о том, что тот фактически ставил Рокоссовского несколько выше Жукова как заместителя Верховного главнокомандующего.
Академия военных наук, созданная Махмутом Ахметовичем Гареевым, – очень важная, нужная для наших Вооруженных сил, для нашего государства организация, которая должна активнее поддерживаться и военным ведомством, и Российской академией наук.
НАСЛЕДИЕ ГАРЕЕВА И НОВЫЕ ЗАДАЧИ И ПРОБЛЕМЫ
Не могу сегодня, следуя духу творчества Махмута Ахметовича, не поговорить о ряде проблем политико-военных и военно-научных исследований.
1. О связи военно-исторических и теоретических исследований. Гареев, следуя примеру таких авторов, как Свечин, Шапошников, Иссерсон, вел самостоятельные исследования как по военной истории, так и по военной теории.
К сожалению, в современных условиях это скорее исключение, чем правило. Историки у нас обычно работают сами по себе, а теория (которая нужна прежде всего для политико-военного и военно-стратегического прогнозирования) часто строится в отрыве от истории. Нередко забывают, что без историзма не может быть научного прогнозирования: в исторических исследованиях необходимо определить тенденции и закономерности, циклы в развитии тех или иных идентифицированных процессов, отталкиваясь от чего только и можно заниматься прогнозированием.
2. У нас наблюдается дефицит в исследованиях политико-военной истории разных исторических периодов. Между тем военная история должна, как подчеркивал Свечин, прежде всего освещать понимание военной стратегии.
3. Наблюдается отсутствие у многих наших исследователей вкуса к кропотливому анализу конкретно-исторических политико-военных и оперативно-стратегических ситуаций (прежде всего острых кризисов с применением военной силы). При исследовании таких ситуаций необходимо во всей полноте учитывать «трение войны» и «туман войны»: полузабытые понятия, введенные в оборот Карлом Клаузевицем и актуальные во все времена.
4. Невелико и количество исследований по выявлению долгосрочных тенденций и закономерностей в развитии вооружений и военной деятельности (проявляющихся в трансформированном виде и в современных условиях) – начиная по крайней мере с периода Первой мировой войны.
Опыт специальной военной операции (СВО) продемонстрировал значительную роль тяжелой полевой артиллерии, инженерных сооружений, танков и минных полей в системе обороны (восходящих еще к Первой мировой войне), реактивных систем залпового огня (их роль проявилась в ходе Второй мировой войны). А также более поздних средств, также существующих уже многие десятилетия: зенитно-ракетных комплексов (ЗРК), противотанковых управляемых ракет ПТУР и др. Налицо сравнительно новая роль определенных видов беспилотных летательных аппаратов (БПЛА).
И при этом все тенденции в военно-технологической сфере необходимо рассматривать в контексте непрерывного, шаг за шагом усложнения и возрастания значения широкого спектра информационно-коммуникационных технологий, работающих в реальном масштабе времени, увязанных в сложные комплексы разведки, связи, целеуказания, обработки данных компьютерами, контроля за действиями собственных сил и средств, в целом средств боевого управления.
5. Следует отметить и дефицит развернутых междисциплинарных исследований по эволюции такого сложнейшего и все более важного феномена, как киберпространство, закономерностей его развития как еще одной сферы вооруженного противоборства; особенностей проведения разведывательных, оборонительных и наступательных операций в киберпространстве.
В память о Махмуте Ахметовиче, о его ценном творчестве отечественные ученые и специалисты должны трудиться не покладая рук над развитием наших знаний для укрепления обороноспособности и безопасности России.
Это особенно важно в условиях ведущейся против нас «коллективным Западом» гибридной войны с применением военной силы на Украине. Долг ученых – внести свой весомый вклад и в обеспечение необходимого успеха в противостоянии с США и их союзниками на всю обозримую перспективу с учетом всего сложнейшего комплекса геополитических, экономических, научно-технологических и других факторов.
https://nvo.ng.ru/realty/2023-08-17/1_1249_%20heritage.html?ysclid=lljlwp7tpi330922418
АА. Кокошин представляет мысли Станислава Лема о «мудрости» биологической эволюции
15.08.23.
С. Лем писал в 1966 г.:
«Не следует переоценивать «мудрость» биологической эволюции, которая уже не раз заводила целые виды в тупик развития, которая повторяла не только полезные решения, но столь же часто и ошибки, ведущие к гибели. «Знание», которым обладает биоэволюция, — это эмпирическое знание, связанное лишь с данным моментом; своим кажущимся совершенством жизнь обязана гигантским безднам пространства и времени, которые она преодолела и в которых — если подводить баланс — все же было больше поражений, чем побед».
Лем С. Сумма технологий. Собрание сочинений, том 13. М.: «Текст», 1996. С. 30.
Академик РАН А.А. Кокошин, 6-й секретарь Совета безопасности РФ, генерал армии Ю.Н. Балуевский и генерал-полковник В.Я. Потапов о соотношении политики, военной стратегии, оператики и тактики в современных условияхАкадемик РАН А.А. Кокошин, 6-й секретарь С
15.08.23.
«Не только военная стратегия, но и непосредственно политика в современных условиях может ставить задачу на проведение операций в том числе сравнительно небольшими контингентами войск, вплоть до нескольких батальонов (и сопоставимого количества ударных авиационных средств, средств ПВО, военно-морских средств) в условиях, ограниченных по политическим целям и пространственному размаху боевых действий».
«В современных условиях то, что считалось тактическим уровнем действий, может иметь непосредственное военно-стратегическое и даже политическое значение. Тем более это относится к уровню оперативного искусства».
«...Действия групп спецназа, взвода, роты и батальона могут (и должно в ряде случаев) в зависимости от конкретной политико-военной ситуации оказаться предметом внимания высшего руководства страны; их успех или неуспех может привести к значительным политическим результатам... Здесь снова представляется важным вернуться к вопросу о контроле как исключительно важном компоненте управления (руководства). Наличие такого контроля во многих случаях позволяет в том числе избежать потерь от тех или иных собственных средств, особенно при взаимодействии ударной авиации и пехоты, и обеспечить минимальные размеры «сопутствующего ущерба» для гражданского населения, оказавшегося в зоне боевых действий. Представляется, что функция контроля у нас во многом остается недооцененной в нашей теории и практике управления».
«Ряд отечественных специалистов (и прежде всего генерал-майор В.А. Золотарев) небезосновательно отмечают, что в реальных российских условиях, с учетом всех наших традиций в военном деле и в управлении в целом, усиление функции контроля на тактическом и оперативном уровнях может реализоваться в такой форме, что это приведет к сковыванию инициативы командующих и командиров. В связи с этим сама концепция контроля применительно к нашим условиям требует дополнительной проработки, с тем чтобы контроль не носил жесткого и прямолинейного характера. Реализация узко понимаемой функции контроля может усилить боязнь подчиненных перед лицом вышестоящих начальствующих лиц, а объект контроля постарается переложить на них ответственность. В св язи с этим сама концепция контроля применительно к нашим условиям требует дополнительной проработки, с тем чтобы контроль не носил жесткого и прямолинейного характера».
«Опять же отметим, что это не сугубо военная, а политико-военная проблема, требующая соответствующего технического оснащения и специальных организационных решений (беспилотные летающие аппараты, дополнительные каналы передачи информации и средства ее обработки, программные продукты, средства отображения информации и др.)».
«Одновременно возрастает значение наличия у нижестоящих командиров инициативности (основанной на высоком уровне профессионализма) при выборе не только способов действий, но и средств, которые традиционно были вне компетенции не только, например, командира батальона, но даже командования бригады или дивизии».
Кокошин А.А., Балуевский Ю.Н., Потапов В.Я. О соотношении компонентов военного искусства в контексте трансформации мирополитической системы и технологических изменений. — М.: ЛЕНАНД, 2015. С. 108-116.
15.08.23.
Академик РАН А.А. Кокошин, генерал армии Ю.Н. Балуевский и генерал-полковник В.Я. Потапов об «объемности» современных военных действий, в т.ч. за счет ДПЛА
15.08.23.
«Значительно возросла «объемность» (многомерность) операций и боевых действий — за счет роли воздушных средств поражения (включая разведывательно-ударные беспилотные аппараты), воздушных и космических средств разведки, целеуказания, связи, использования вертолетов и самолетов для переброски и десантирования различных подразделений, частей и т.п.».
Кокошин А.А., Балуевский Ю.Н., Потапов В.Я. О соотношении компонентов военного искусства в контексте трансформации мирополитической системы и технологических изменений. — М.: ЛЕНАНД, 2015. С. 115-116.
О соотношении эмпирического и теоретического – Академик Кокошин представляет суждения Станислава Лема, опубликованные в 1966 г. и актуальные сегодня
11.08.2023
«Кропотливый, поистине маниакальный труд собирателей и коллекционеров наблюдений постепенно воздвиг огромное здание номотетических наук, обобщающих факты в виде законов, относящихся к системам предметов и явлений. До тех пор, пока теория плетется в хвосте технологической практики, конструкторская деятельность человека во многом напоминает используемый эволюцией метод «проб и ошибок». Подобно тому, как эволюция «опробует» приспособительные силы животных и растений, создавая «головные образцы» — мутанты, инженер исследует реальные возможности новых изобретений, летающих устройств, транспортных средств, машин, часто прибегая к созданию уменьшенных моделей. Именно такой метод эмпирического отсева ложных решений и возобновлений конструкторских усилий сопутствовал открытиям XIX века: лампочке с угольной нитью, фонографу, динамомашине Эдисона, а еще раньше — локомотиву и пароходу».
«Подобный прием привел к представлению об изобретателе как о человеке, которому для достижения цели не нужно ничего, кроме искры божьей, здравого смысла, терпения, клещей и молотка. Однако это расточительный метод; он почти столь же расточителен, как и деятельность биоэволюции, эмпирические приемы которой, отнимавшие миллионы лет, поглощали гекатомбы жертв, этих «ложных решений» задачи о сохранении жизни, поставленной в новые условия. Существеннейшей особенностью эмпирической эпохи в технологии было не столько отсутствие теории, сколько ее вторичность. Сначала возникла паровая машина, а потом термодинамика; сначала самолет, а потом теория полета; сначала строили мосты, а потом научились их рассчитывать. Я бы рискнул утверждать даже, что технологическая эмпирика стремится развиваться до тех пор, пока это вообще возможно. Эдисон пытался изобрести что-то вроде «атомного двигателя», но из этого ничего не вышло и не могло выйти: методом «проб и ошибок» можно еще построить динамо-машину, но атомный реактор — никогда».
«Эмпирическая технология — это, разумеется, не перепрыгивание наобум от одного непродуманного эксперимента к другому. Изобретатель-практик всегда имеет некую концепцию; точнее говоря, благодаря тому, что он или другие успели сделать, изобретатель видит небольшой участок предстоящего пути. Последовательность его действий регулируется обратной отрицательной связью (неудача эксперимента свидетельствует — в каждом отдельном случае, — что данный путь неверен); в результате, хотя его путь и зигзагообразен, он к чему-то все-таки ведет, имеет определенное направление. Обретение теории позволяет сделать внезапный скачок вперед. Во время последней мировой войны немцы не имели теории полета сверхзвуковых баллистических ракет, поэтому форма ракет «фау» была разработана на основе эмпирических испытаний (на уменьшенных моделях в аэродинамической трубе). Знакомство с соответствующей формулой сделало бы, разумеется, постройку всех этих моделей излишней».
Лем С. Сумма технологий. Собрание сочинений, том 13. М.: «Текст», 1996. С. 31-32.
