Интервью

Интервью академика РАН и РАРАН, заместителя научного руководителя НИУ ВШЭ, 6-го секретаря Совета безопасности РФ Андрея Кокошина еженедельнику Минобороны РФ "Звезда". 8.02.2022

 

Беседу вел Олег Одноколенко

 

 

«Наши военные возможности на Западе оценивают весьма высоко»

 

- Американская сторона настоятельно попросила не обнародовать их ответы на наш проект договора о гарантиях стратегической безопасности. Но что это меняет, Андрей Афанасьевич? Будто мы не знали или нас не предупреждали, что Запад на серьёзные уступки не пойдёт? Или мы недостаточно убедительно продемонстрировали свои военные возможности?

 

- Оценка реакции США и НАТО в основном достаточно негативная, хотя российские официальные лица и не отказываются от продолжения диалога. Но, полагаю, многие американские и европейские государственные руководители, политики и военные вполне осознали серьёзность наших весьма обоснованных предложений. В целом отношение к нашей стране на Западе весьма серьёзное, и наши военные возможности там оценивают весьма высоко. Это относится и к нашему ядерному оружию, и к силам общего назначения, возможности которых особенно в последнее время значительно возросли.

 

- В Вашингтоне утверждают, будто президент Байден лично редактировал ответ на наши предложения. Но существует ещё Конгресс, существует весьма разношёрстное американское экспертное сообщество, и где тогда гарантия, что в российском МИДе не получили документ, который является личным мнением одного человека? А уже на завтра всё переменится...

 

- Исходить надо из того, что в американском «политическом классе» распространено понимание: война с Российской Федерацией будет иметь для США катастрофические последствия, это будет акт взаимного уничтожения. Таков по смыслу базовый фактор, который действовал и при Трампе, и при Обаме, действует и сегодня, оказывая безусловное влияние на американскую администрацию, исполнительную власть, на Конгресс США и, конечно же, на американское экспертное сообщество, состоящее в том числе из тех, которые считают, что к России надо относиться прагматически, что работать надо с той Россией, которая реально существует, а не которую хотели бы видеть американские политические деятели, усиленно навязывающие Москве элементы политической системы США. Голос этих экспертов достаточно силён, и сейчас они активно предлагают различные варианты развязки ситуации. Среди этих предложений есть и заслуживающие внимания, и неприемлемые.

 

- По объёмам летального оружия, поставленного на Украину, можно сделать вывод, что юридическая принадлежность к НАТО не так уж и важна. Западные политтехнологи сумели синтезировать из местных националистов политический класс, считающий будто им принадлежит пространство чуть ли не до Уральских гор. Какой тут может быть нейтралитет?

 

- Радикальные националисты на Украине действительно важный фактор. Такого рода экстремисты есть и в других странах. Например, в Польше есть деятели, которые считают, что им должна принадлежать западная часть Украины. Можно с высокой степенью вероятности полагать, что нынешняя власть в Киеве боится радикальных националистов и под их влиянием может пойти на очень опасные действия, в том числе против ЛНР и ДНР.

 

- Что угодно может случиться, если хлопцам вовремя не заплатить...

 

- Украина - непростой случай. Но, возвращаясь к США, нельзя не упомянуть о тех персонажах в американской политике, которые, как и радикалы на Украине, настроены самым агрессивным образом по отношению к России. Их с избытком в обеих палатах Конгресса, причём во многом их подходы радикальнее, чем у Белого дома, и они предлагают такие меры в отношении России, на которые администрация Джо Байдена пока что решиться не готова. Например, отношение к «Северному потоку-2».

 

«Доза возмездия» со здравым смыслом»

 

- Такое впечатление, что в Пентагоне русофобов всё-таки меньше, чем в Конгрессе. Видимо, потому, что у военных особенное «чувство войны» и пониманием её последствий. Только этим, на мой взгляд, можно объяснить поступок председателя Объединённого комитета начальников штабов генерала Марка Милли, который пошёл против Дональда Трампа, собравшегося под конец президентского срока ударить по Китаю.

 

- Мне трудно судить о поступке генерала Милли... Но определённо полезно уже то, что у него имелись контакты с начальником нашего Генштаба Валерием Герасимовым. Взаимодействие военных крайне важно, и в проекте договора о гарантиях безопасности мы предложили в рамках мер по предотвращению опасной военной деятельности восстановление такого диалога на постоянной основе. А вообще-то, надо признать, что у генерала Милли были вполне рациональные заявления, если сравнивать с высказываниями других западных политиков и военных.

 

- А что если здравый смысл на той стороне не сработает, как будем отвечать? Вот у вас в совместной статье с генералами Александром Шляхтуровым и Виктором Есиным употребляется термин «доза возмездия». У нас что, изменилась концепция, и теперь ограниченная ядерная война считается допустимой?

 

- В этой нашей работе мы писали не только о стратегическом ядерном сдерживании, но и о стратегическом неядерном. Я и ряд моих коллег разрабатываем эту тему ещё с 1990-х годов, параллельно работая над созданием соответствующих систем вооружения. Сегодня положение о стратегическом неядерном сдерживании является частью нашей Военной доктрины. Мы подразумеваем, что дозированное использование неядерных средств по объектам противника возможно именно в рамках концепции неядерного стратегического сдерживания. Что же касается ограниченной ядерной войны, то здесь надо понимать, что применение ядерного оружия при конфликте государств, обладающих таким оружием, удержать в рамках невозможно. Это нереально. Такой же точки зрения придерживаются и многие в США.

 

- Насколько помню, ограниченная ядерная война - детище Пентагона. И не похоже, чтобы от неё в Америке безоговорочно отказались. Кажется, при министре обороны Марке Эспере даже была смоделирована так называемая «малая» ядерная война. Найдите разницу с ограниченной ядерной войной...

 

- Вопрос об ограниченной ядерной войне стоит где-то с 50-х годов прошлого века. То он был на авансцене, то уходил куда-то вглубь - в зависимости от позиции конкретного президента или министра обороны США. При Трампе, например, порог применения ядерного оружия был понижен, что может свидетельствовать об определённых расчётах трамповской администрации. При этом Джеймс Мэттис, один из его министров обороны, заявлял, что ограниченная ядерная война невозможна. Об этом же говорил  такой авторитетный деятель, как экс-министр обороны Уильям Перри, да и многие другие известные политики и эксперты США.

Наконец, на встрече Владимира Путина и Джозефа Байдена в 2021 году было принято заявление, что победителя в ядерной войне быть не может и что такая война не должна вестись. 

В своё время такой же позиции придерживались Леонид Брежнев и Ричард Никсон, Михаил Горбачёв и Рональд Рейган. Трамп ничего подобного даже слышать не хотел.

 

- Странно, что у Трампа, который получил образование в «Нью-Йоркской военной академии», столь легковесное отношение к войне. Не усвоил учебную программу?

 

- Это образование можно считать военным разве что условно. Надо иметь в виду, что Трамп в целом был очень неопытным президентом - без политического опыта, без опыта взаимодействия с ядерной сверхдержавой в лице Советского Союза или Российской Федерации. В этом отношении Байден совершенно иная фигура. В большой политике Джо Байден с 1980-х годов и, что примечательно, он был сторонником сохранения Договора по ПРО, а также он категорически возражал, когда 

Трамп выходил из Договора о ракетах средней и меньшей дальности, и был противником выхода из Договора по открытому небу. Также Байден был против выхода США из «ядерной сделки» с Ираном. При этом следует помнить, что Украина не была в числе внешнеполитических приоритетов Трампа. Хотя именно Трамп начал поставки на Украину летального оружия, что отказывался делать Обама. Что же касается украинской политики Байдена, то она представляется более опасной, хотя недавно его администрация и заявила о приверженности Минским договорённостям, кстати, поддержанным Совбезом ООН.

 

- Президент США, вообще-то, не Бог и даже не царь. Он зависит от Конгресса, от своей партии, от таинственного deep state и, как в случае с Трампом, даже от каприза близких. Как можно принимать решения о ракетном ударе на основании какой-то «жалостливой» фотокарточки, которая оказалась к тому же фейком?

 

- Ракетный удар дар по Сирии, о котором вы вспомнили - крайне безответственное решение. Возможно, это был акт проявления определённого бессилия: Трамп видел, что он мало что может противопоставить законному правительству Сирии, которому оказывает политическую и военную помощь Российская Федерация. И это была очень серьёзная ситуация. Напомню: наш начальник Генерального штаба Валерий Герасимов тогда однозначно и очень своевременно предупредил американскую сторону, что в случае возникновения угрозы жизни российским военнослужащим, находящимся в Сирии, будут предприняты ответные меры воздействия как по ракетам, так и по их носителям. Предупреждение сработало, но из-за импульсивного решения Трампа мы были буквально в полушаге от опаснейшего кризиса.

 

- Вернёмся к проекту договора. В Вашингтоне сделали вид, будто разговаривать с Москвой без европейских партнёров они ну никак не могут. Неужели Америке так интересно мнение Европы, которая, как считается, превратилась в экономическую колонию США?

 

- Экономическая мощь Евросоюза по крайней мере соизмерима с экономическим потенциалом США, и между ними имеется значительный уровень взаимозависимости. Возможности для экономического давления на страны ЕС у Соединённых Штатов есть, но они имеют свои ограничения. А вот в политико-военном отношении, в военно-технической сфере преобладание США над ЕС значительно. Да, по многим вопросам у стран Европы своя позиция. Например, по тому же «Северному потоку-2». Смотрите, как последовательно сопротивляется Трампу и Байдену Федеративная Республика Германия что при Меркель, что при канцлере Шольце. Судя по многим данным, у большинства европейских политиков и предпринимателей более осторожная позиция насчёт широкомасштабных санкций, которыми угрожают России. Например, в отношении возможного отключения нашей страны от SWIFT. Нельзя не учитывать и то, что Германия категорически отказывается поставлять летальное оружие Киеву в отличие от США, Великобритании и, например, Турции, которая снабдила Украину откровенно наступательными беспилотниками «Байрактар».

А вот Лондон в основном следует в русле политики Вашингтона. Иногда англичане даже бегут впереди паровоза, играя более дестабилизирующую роль, чем США.

 

- Хорошо, а может ли, скажем, Великобритания начать ядерную войну без благословения Вашингтона? Или, может быть, вы полагаете, что, например, у Эммануэля Макрона такое сильное влияние на Байдена, что он может проводить абсолютно независимую политику?

 

- Ядерные силы Великобритании и Франции, с одной стороны, являются атрибутом статуса великой державы - постоянного члена Совбеза ООН, с другой - это серьёзное дополнение к ядерной триаде США. К тому же британские стратегические ядерные силы в военно-технологическом плане сильно зависят от Америки. У Франции собственный ядерный оружейный комплекс, собственные возможности по разработке и производству баллистических ракет. Но в целом тесная сопряжённость СЯС Великобритании и Франции с США несомненна.

Роль Эмманюэля Макрона на мировой арене я не стал бы преувеличивать. Но можно отметить, что некоторые заявления Франции о противостоянии Запада с Россией носят более умеренный характер, чем заявления многих политиков США. Также не надо забывать, что именно Франция наряду с Германией в своё время заблокировала первую попытку запустить процесс принятия в НАТО Украины. Право вето таких членов НАТО, особенно в условиях острых кризисов, когда стоит вопрос о применении военной силы, это очень серьёзный фактор, о котором не следует забывать.

 

- Зато по части немотивированной агрессивности никто не сравнится с генсеком НАТО Йенсом Столтенбергом, который ведёт себя так, будто один определяет военную политику Североатлантического блока.

 

- Столтенберг действительно производит одиозное впечатление. Его заявления более агрессивны, чем, например, заявления министров обороны Германии, Франции и даже Великобритании. Но не стоит преувеличивать роль генерального секретаря НАТО. В целом политический вес руководителей ряда стран НАТО, пусть даже не самых больших, в Североатлантическом блоке намного выше, чем генерального секретаря альянса. Хотя не стоит забывать, что в НАТО решения де-юре принимаются консенсусом, и здесь генеральный секретарь может играть немаловажную роль.

 

- Договоры о стратегических наступательных вооружениях и противоракетной обороне считались единым краеугольным камнем системы безопасности. Понятно, что многое изменилось с тех пор, но есть ли хоть какой-то шанс вернуться к Договору ПРО-72 уже в новой, конечно, редакции?

 

- Ещё при Клинтоне велись интенсивные и, что немаловажно, успешные переговоры о разграничении стратегической и нестратегической ПРО. Фактически тогда Россия и США вышли на проект очень важного соглашения, дополняющего Договор по ПРО и при этом не разрушающего его основу. Клинтон тогда согласился с Россией, что Договор по ПРО - это «краеугольный камень стратегической стабильности». Но тут 11 сентября 2001 года произошли акты мегатеррора в Нью-Йорке и в Вашингтоне, и республиканская администрация Джорджа Буша-старшего при активной поддержке республиканцев в Конгрессе похоронила этот договор. Тогда это обосновывалось тем, что США должны неограниченно развивать свою ПРО перед лицом потенциальной угрозы со стороны Северной Кореи и Ирана.

Сегодня рассчитывать на возврат к Договору по ПРО по многим причинам не следует. Но поиск некоторых потенциальных договорённостей возможен. Надо иметь в виду, что Россия уже длительное время успешно развивает свои стратегические ядерные силы, способные преодолеть любую противоракетную систему США - и нынешнюю, и перспективную. Это осознают многие американские политики, эксперты и военные, которые считают, что та система ПРО, которую США создавали до сих пор, будет способна перехватывать разве что боевые блоки межконтинентальных баллистических ракет Корейской Народной Демократической Республики. Это в лучшем случае.

Система ПРО, которую США создавали до сих пор, будет способна перехватывать разве что боевые блоки межконтинентальных баллистических ракет КНДР.

Практически никто в Америке не отрицает и способность России к мощному, катастрофическому для США, ракетно-ядерному ответу. Кроме того, в США доминирует мнение о том, что довольно значительный ответный удар могут нанести и СЯС КНР, преодолев имеющуюся у американцев ПРО. Но как бы там ни было, в США не прекращаются попытки найти военно-технологические решения, которые могли бы изменить положение дел в этой области в пользу Соединённых Штатов.

 

- Не секрет, что мы помогаем китайцам создавать систему предупреждения о ракетном нападении (СПРН). По части нераспространения чувствительных технологий мы ничего не нарушаем?

 

- Наше содействие Китаю в создании СПРН никаким нашим международно-правовым обязательствам не противоречит. Более того, это сотрудничество способствует укреплению стратегической стабильности, поскольку СПРН с её космическим и наземным эшелонами играет важную роль в обеспечении возможности ответно-встречного удара. Видимо, наши китайские друзья тоже сочли необходимым обладать такой способностью, правда, с задержкой примерно лет на сорок, если сравнивать с нами или с США. Для нас это был очень непростой путь, на котором приходилось решать очень сложные научно-технические проблемы.

 

- Зато китайцы не с нуля начинают, как мы в своё время, а сразу получают продвинутые технологии.

 

- Китайцы и сами очень серьёзно продвинулись в соответствующих технологиях, особенно за последние 10-15 лет, но наши достижения, на мой взгляд, значительнее. Например, в области радиолокации - моей основной специальности по образованию, полученному в МГТУ имени Баумана.

Далеко не каждая, даже высокоразвитая в технологическом плане страна способна быстро создать достаточно эффективную и надёжную СПРН, которая в том числе была бы полностью гарантирована от сбоев, от срабатывания по ложным сигналам. В наличии именно такой СПРН у Китая заинтересованы все, в том числе и США.

 

- Оказавшись в Белом дом, Джо Байден первым делом продлил СНВ-3. Трамп без Китая ничего подписывать не собирался. Как вы считаете, есть ли смысл усаживать за стол переговоров по сокращению стратегических наступательных вооружений КНР? А ещё лучше - в компании с Францией и Великобританией. 

 

- Подключение к процессу ограничения и сокращения стратегических ядерных вооружений Китая, Франции и Великобритании представляется весьма важным. Однако вести переговоры по таким деликатным и сложным темам в трёхстороннем формате очень трудно. Тем более, что стороны находятся в разном положении, к тому же у наших китайских друзей совершенно нет опыта такого рода переговоров. Но их эксперты интересуются технологией переговорного процесса, хотя подключатся ли китайцы к переговорам, сказать сложно.

С одной стороны, общественное мнение и требования Договора о нераспространении ядерного оружия, участником которого является Китай, политически подталкивают страну к тому, чтобы сесть за стол переговоров - может быть, не в трёхстороннем формате, а тет-а-тет с Соединёнными Штатами. С другой стороны, определённые военно-стратегические соображения могут сориентировать китайцев и в обратном направлении... Здесь очень многое зависит от поведения США.

 SHAPE  \* MERGEFORMAT  Участие Китая в переговорах по СНВ возможно в двух случаях: или ядерный потенциал США опустится до их уровня, или надо подождать, пока они не выйдут на уровень Америки.

Наши китайские друзья, прежде уже заявляли, что их участие в переговорах по СНВ возможно в двух случаях: или ядерный потенциал США опустится до их уровня, или надо подождать, пока они не выйдут на уровень Америки. Многие отечественные и зарубежные эксперты небезосновательно делают вывод о том, что с экономической и военно-технологической точки зрения Китай вполне способен за семь-восемь лет сделать мощный рывок и выйти на уровень по стратегическим ядерным вооружениям, аналогичный возможностям США и Российской Федерации. Вопрос только за политическим решением Пекина.

 

- Похоже, решение состоялось. Американцы утверждают, будто китайцы уже вырыли триста шахт под баллистические ракеты.

 

- Ряд серьёзных экспертов полагают, будто в подавляющем большинстве это ложные шахты, что полностью соответствует китайской практике дезориентировать противника. Но есть и другие точки зрения, которые нельзя не учитывать.

Пока китайцы не связаны никакими договорами, они могут себе многое позволить в ракетно-ядерной области, в том числе наращивание сил и средств, а также создание большого числа ложных объектов. Сколько МБР они реально развернут - другой вопрос. Мировая военно-стратегическая и политико-военная ситуация принципиально изменится, когда сократится количественный и качественный разрыв в стратегических ядерных силах между Россией, США и Китаем с другой стороны.

Причём думать в этом направлении надо уже сейчас, потому что пять лет, на которые продлили СНВ-3 в 2021 году, пролетят очень быстро. Год уже прошёл...

Некоторые американские эксперты предлагают сделать Договор СНВ-3 бессрочным, а параллельно активнее заниматься подключением к этой проблематике не только Китая, но и Франции с Англией. Не могу не вспомнить предложение российского президента о проведении саммита пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН. Как некоторое движение в этом направлении можно считать принятое недавно совместное заявление «пятёрки» о предотвращении ядерной войны, аналогичное заявлению Владимира Путина и Джозефа Байдена.

 SHAPE  \* MERGEFORMAT  Принятое недавно совместное заявление «пятёрки» о предотвращении ядерной войны аналогично заявлению Владимира Путина и Джозефа Байдена.

 

- Слова, конечно, правильные, но всё это по большому счёту декларация...

 

- Значение таких заявлений преувеличивать не стоит. Но лучше такие, чем никаких. В своё время аналогичному заявлению Ричарда Никсона и Леонида Брежнева предшествовало заключение Договора по ПРО и Временного соглашения между СССР и США о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений (ОСВ-1). Но надо понимать, что к этим договорённостям мы шли лет пять-шесть, если не больше. Это были очень и очень сложные переговоры с огромным числом предельно конфиденциальных военно-технических деталей.

Кстати, в прошлом году у нас с США возобновился профессиональный диалог по стратегической стабильности, который с нашей стороны ведёт межведомственная команда во главе с заместителем министра иностранных дел Сергеем Рябковым. Очень хотелось бы увидеть результат.

 

- Будем надеяться, хотя разговаривать с американцами по нынешним временам практически невозможно. Особенно договариваться на перспективу. Даже если мы сейчас найдём общий язык с Байденом, второй президентский срок ему практически не светит, поэтому всё придётся начинать сначала. А кто его сменит, даже deep state толком не знает.

 

- Такие ситуации у нас с США возникали в прошлом не раз, начиная с 1950-х годов. Так что опыт политико-военного противостояния у нас солидный, как и опыт переговоров. Всё это нельзя не учитывать.

В современных же условиях негативную роль играет высокий уровень американской внутренней нестабильности и, в частности, проблемы с будущим Байдена. Но что поделаешь, другой Америки ни для кого не придумали!

А то, что Байден не станет президентом на второй срок, вероятность очень велика. Вот и Трамп надеется вернуться в Белый дом.

 

- Как вы считаете, китайцы нам союзники или партнёры? Можно ли рассчитывать на Пекин в нынешней ситуации?

 

- У нас квазисоюзнические отношения. Как подчёркивают наши руководители - «самые хорошие за всю историю отношений». Продолжается тесное сотрудничество в военной сфере и в военно-технической, хотя китайцы уже не закупают у нас оружие в массовом порядке, как пятнадцать-двадцать лет назад.

 

- Тут самое время отметить, что это именно вы, будучи в должности первого заместителя министра обороны, приложили руку к масштабному военно-техническому и военному сотрудничеству с Поднебесной, а также с Индией.

 

- Мне довелось этим заниматься на протяжении довольно длительного времени. Причём именно тогда за счёт весьма и весьма значительных средств от поставок нашей военно-технической продукции в Китай и Индию нам удалось сохранить значительную часть нашего ОПК, а также начать разработку и производство целого ряда перспективных систем вооружений, без которых сегодня нельзя себе представить наши Вооружённые силы.

Ну, а китайцы получили то, что они не могли получить на Западе. При этом у нас, конечно, далеко не полная гармония. Например, сегодня китайцы очень активны в Центральной Азии, где они признают приоритет наших интересов безопасности, и в этом отношении ведут себя очень корректно, но и активно усиливают свои экономические позиции.

 

- Когда вы инициировали такое сотрудничество с Китаем, какая задача была приоритетной - решить проблемы нашего ОПК или всё-таки вырастить ещё одного противника США?

 

- У меня изначально был определённый стратегический замысел в отношении того, чтобы в лице Китая, а также Индии обзавестись такими крупными партнёрами, которые создавали бы дополнительные возможности для обеспечения наших национальных интересов, можно сказать - кровных, - на международной арене. И я последовательно этим занимался. Но военно-экономические соображения, разумеется, играли очень важную роль. Ассигнования на выполнение гособоронзаказа тогда регулярно сокращались, и мне приходилось с огромными усилиями практически ежемесячно «выбивать» у премьера Виктора Степановича Черномырдина скудные деньги для финансирования наших заказов для ОПК, кстати, утверждённых правительством.

А что Китай... Тогда Китай не был в числе высших приоритетов российской внешней политики. В 1990-е годы одной из своих важнейших задач руководство России считало вхождение в «группу семи» и превращение этого формата в «восьмёрку». Сколько было положено на это усилий Бориса Николаевича Ельцина… Что, видимо, сказалось и на первоначальном отношении первого президента России к вопросу расширения НАТО на Восток. В 1993 году после переговоров с президентом Польши Лехом Валенсой Ельцин обнародовал коммюнике, в котором говорилось о «понимании» Россией планов Польши по поводу присоединения к НАТО.

Нельзя не вспомнить, что категорически против такого подхода к расширению НАТО на восток выступал Евгений Примаков, возглавлявший в то время СВР. Я был с ним полностью солидарен. Потом Борис Николаевич и МИД спохватились, но было уже поздно.

Я же в 1992 году свою основную заграничную поездку в должности первого заместителя министра обороны совершил в Китай, с которым нам крайне важно было выстраивать прочные, взаимовыгодные и равноправные дружественные отношения. В-первых, у нас с КНР протяжённая общая граница, что уже обязывает, во-вторых, надо было искать разные точки опоры в мировой политике и в мировой экономике, а, как говорится, не складывать яйца в две корзины - американскую и западноевропейскую.

После Китая я не раз побывал в Индии, которая также была заинтересована в продолжении военно-технического сотрудничества с нами. При этом я никогда не считал, что наши тесные отношения с этими двумя азиатскими гигантами можно вот так в лобовую противопоставить Соединённым Штатам. На самом деле создавалась более гибкая и многоплановая геополитическая конфигурация. И, слава богу, с определённого момента она начала работать. Существует политико-дипломатический формат «Россия-Индия-Китай» (РИК), а Индия и Пакистан стали членами Шанхайской организации сотрудничества, где ведущая роль принадлежит нам и китайцам.

 

https://zvezdaweekly.ru/news/2022211754-yAMtV.html

«В нокдауне я лежал минуты две»

Андрей Кокошин о захвате «бутербродом» в регби,  матерщине в армии и о российской оборонке

Академика РАН, заместителя научного руководителя НИУ ВШЭ Андрея Кокошина называют спасителем российского ВПК: когда денег в экономике было в обрез, он в должности первого замминистра обороны делал все, чтобы сохранить потенциал отечественной оборонки. По случаю юбилея (в октябре Андрею Афанасьевичу исполнилось 75 лет) он рассказал «Вышке для своих», как вместо всего этого едва не стал олимпийским спортсменом. 

— Андрей Афанасьевич, вы в Вышке недавно, как Вам здесь?

— Я перешел сюда на основную ставку в октябре 2019 года. До этого я несколько лет участвовал в различных проектах Вышки. В издательстве университета вышли две мои книги, в том числе монография «Вопросы прикладной теории войны». В прошлом году Ярослав Иванович предложил мне заняться в должности заместителя научного руководителя университета междисциплинарными научными исследованиями, связанными с политико-военными аспектами национальной безопасности России. Предложение было очень интересное, и я согласился. Это то, чем я занимался на протяжении многих десятилетий и в научном и в практическом плане, когда я был первым заместителем министра обороны, а позднее секретарем Совета обороны и секретарем Совета безопасности России. Был создан Центр перспективных исследований национальной безопасности России Экспертного института НИУ ВШЭ. В нем работают специалисты высокого уровня — как гражданские, так и военные. И наша работа весьма востребована в различных государственных органах власти России, в нашем научном сообществе. Атмосфера в Вышке, условия работы весьма способствуют высокопродуктивной научной деятельности.

— Давайте поговорим о спорте. В политической верхушке страны доминировали сначала теннисисты, а потом горнолыжники. вы же всегда занимались хоть и элитарными, но для нашей страны весьма экзотическими видами спорта — академическая гребля, регби. Как так вышло? 

— Академической греблей и регби я занимался задолго до того, как «политический класс» вслед за Ельциным увлекся теннисом. Я, конечно, тоже пытался поиграть в теннис, но он мне показался скучным по сравнению с регби. А экзотическими мои любимые виды спорта в Советском Союзе не были. И гребля, и регби были доступны каждому, у кого было здоровье и желание. Во всех гребных клубах Советского Союза все было бесплатно — и лодки с веслами, и использование гребных бассейнов. Даже членам юношеских команд в спортклубах бесплатно выдавали форму, проводили спортивные сборы с хорошей кормежкой и т.п. То же самое было с регби и практически с любым другим видом спорта.

Греблей я занимался весьма интенсивно во время учебы в МГТУ имени Н.Э. Баумана. Причем, я занимался не в родном клубе Бауманки «Буревестник», а в других обществах. Так что мои достижения в гребле в зачет спортклубу бауманского училища не шли. Конечно, если бы я принадлежал к «Буревестнику», зачеты и экзамены сдавать было бы  легче...

— До какого уровня вы дошли в гребле?

— Я «догреб», до уровня команды олимпийского резерва, дважды был серебряным призером молодежного чемпионата СССР, один раз — бронзовым. Фактически одной ногой я уже был в профессиональном спорте. На 3-м курсе я стал получать специальную «спортивную стипендию. Между прочим, стипендия была больше зарплаты начинающего инженера.

Но надо было выбирать — учиться дальше или биться за «путевку» на олимпиаду в Мехико. А я как раз увлекся общественными науками, международными отношениями (одновременно с техническими предметами, которые преподавали в Бауманке). Сыграло свою роль и то, что мне немножко не хватало роста. У меня был рост 179 см, а для гребли хорошим ростом считалось 185, а еще лучше 190 см.

В конце концов, выиграв московскую марафонскую гонку, последнюю в сезоне, я закончил свою карьеру в гребле. А мои товарищи остались, из-за «академов» заканчивали вуз за 8-10 лет. Некоторые стали известными тренерами, а мой напарник Миша Чекин, с которым мы 6 лет гребли в двойке, стал чемпионом Европы.

— А как вы попали в команду регби?

— Это произошло, когда я уже защитил кандидатскую, работал в Институте США и Канады Академии наук СССР. Познакомился я с регби раньше, еще в МГТУ — там была сильная команда высшей лиги, неоднократный чемпион СССР. Мне довелось поиграть за мой факультет  «П», и очень это пришлось по душе. И в свои 27 лет я пошел в команду, которая возникла во многом на базе регбийной команды МВТУ: это был московский «Локомотив», тоже ставший командой высшей лиги. Там меня очень радушно встретили, хотя я несколько лет был вне активного спорта. Я быстро втянулся, но работать над техникой игры, тактикой нужно было очень много. Играл во втором составе московского «Локомотива». Стабильно я играл за этот клуб до 42 лет.

— Вы ведь в какой-то момент возглавляли федерацию регби? 

—Да, в начале 1990-х. 

— А до какого возраста серьезно играли?

В последний раз после семилетнего перерыва я вышел на официальную игру в возрасте 49 лет. Я в тот год  четырежды вышел на поле. Это уже была первая, а не высшая лига. В это время я уже был первым заместителем министра обороны России. В трех играх я сыграл по 20-25 минут, потом меня заменяли более молодые игроки. А вот в последней игре пришлось отыграть полностью два тайма по 40 минут, поскольку у нас к этой игре было много травмированных. И мы выиграли у команды «Слава», где средний возраст был, наверное, 20-21 год. Доиграл с огромным трудом, но доиграл. Выиграли мы у молодых, конечно, за счет тактики.

— Регби ведь очень травматичный спорт...

— Ну да, травмы были, конечно. Мою жену Наташу больше всего впечатлил мой сломанный нос: это случилось на стадионе «Луч», в матче с молодой командой МАИ. А для меня тяжелее всего прошел надрыв связок колена, он до сих пор дает о себе знать. Эту травму я получил во время тренировочной двусторонней игры нашей команды, когда меня захватили в момент атаки сразу два игрока «бутербродом» —  за ноги и за плечи, в разных направлениях.

В регби много ситуаций, чреватых травмами: например, когда захватом останавливаешь рвущегося в атаке противника. Я как-то в такой ситуации захватом в ноги остановил мощного игрока команды «Слава» по фамилии Богдан. У него был рост где-то 195-197 см и боевой вес 115 кг. А у меня вес был около 85 кг. Я его брал прямым захватом, а это самый опасный захват, когда ты идешь практически в лоб. Другого варианта в той ситуации не было. Если бы я его не захватил, он прорвал бы нашу оборону и заработал бы своей команде хорошие очки. Выполнил я захват недостаточно технично, получил непреднамеренный удар коленом по голове, в нокдауне полежал минуты две, но я его остановил, и мяч Богдан потерял и его подхватил кто-то из моих товарищей по «Локомотиву».

— Но вы еще оборонно-промышленный комплекс спасали как раз в 90-е годы. Как это все уживалось в одних сутках?

— Режим работы в здании Минобороны на Арбатской площади такой был: в 8 утра я на работе, и работал обычно примерно до 9 вечера. В субботу ходил с утра играть в футбол, потом примерно с 10:30 до 16:30 снова рабочий день. В регби, конечно, даже в составе ветеранской команды времени тренироваться не было. Приходилось играть в футбол раз в неделю, хотя футболистом я был неважнецким со своими регбистскими инстинктами. Да и скучноват футбол по сравнению с регби.

В Минобороны я отвечал за военно-техническую политику, за взаимоотношения с ВПК. Это было время сверхнагрузок, стрессовых ситуаций, забастовок на предприятиях ОПК, угрозы для реализации многих программ вооружений, нарушения кооперационных цепочек. Сказывалась общая тяжелейшая финансово-экономическая ситуация в стране.

— Каково это было — оказаться в должности первого замминистра обороны, не будучи военным? 

— Для нашей страны это было необычно. Ельцин изначально сам был некоторое время министром обороны, а я и генерал Павел Грачев были у него первыми заместителями. Такое положение дел он планировал сохранить примерно на полгода. Но потом он передумал, меня направили в загранкомандировку, а когда я вернулся, министром обороны Ельцин уже назначил Грачева.

— Наверное, стилистические разногласия возникали...

— У меня был друг генерал-полковник Валерий Иванович Миронов, замминистра обороны по кадрам и высшему образованию, высокочтимый военный профессионал. Он говорил: «Андрей, учти, в армии иногда надо подчиненных  подстегнуть крепким словом, иначе сущность указа не дойдет». У меня на этот счет были глубокие сомнения.

И вот ко мне как-то зашел с докладом генерал-полковник Галкин, начальник Главного бронетанкового управления, настоящий русский военный интеллигент. Отец, кстати, замечательного юмориста Максима Галкина. Я его спросил: «Александр Александрович, вот вы прошли все стадии военной службы, тут мне некоторые говорят, что без крепкого непечатного слова в общении с подчиненными никак де нельзя». И Галкин говорит: «Ни в коем случае! Андрей Афанасьевич, у нас и так столько хамства в Вооруженных силах!». И мне как-то сразу полегчало, что можно собой оставаться и дело делать.

— Можно ли сказать, что оборонку тогда спасали люди, человеческий фактор, связи? Это ведь действительно чудо, что так много предприятий сохранилось в условиях отсутствия госзаказа и стабильного финансирования.

— Для спасения оборонно-промышленного комплекса требовались сверхусилия, сверхнапряжение, постоянная работа по «выбиванию» средств на конкретные системы вооружений из Правительства, особенно непосредственно от Виктора Степановича Черномырдина. Огромную роль сыграли генералы и офицеры Минобороны, работавшие на этих направлениях, и, конечно, руководители предприятий ОПК. Подавляющее большинство из них в тяжелейших условиях 1990-х годов проявили себя наилучшим образом, настоящими патриотами страны, своего дела. Они в этой новой обстановке не растерялись, проявили свои бойцовские качества. И бились не за свое благополучие, а за свои предприятия и за своих инженеров и рабочих.

— Но Вам ведь все равно приходилось из них выбирать — кому дать денег, кого поддержать, а кого нет. Там ведь было много внутренней конкуренции, в нашем ВПК, были предприятия, которые решали похожие задачи. Как вы делали этот выбор? 

— Базовые решения по приоритетам принимала коллегия Министерства обороны. В Минобороны был специальный совет по военно-технической политике и совет по военно-стратегическим вопросам. Эти вопросы мы регулярно обсуждали среди профессионалов высочайшего уровня: с начальниками генерального штаба, военачальниками, с лидерами ОПК. Гособоронзаказ и государственная программа вооружения утверждались Правительством РФ. Другое дело, что они хронически недофинансировались из-за общего состояния экономики.

Например, у меня был, такой подчиненный, генерал-полковник Вячеслав Петрович Миронов, начальник управления вооружений Минобороны РФ. Блестяще знал всю номенклатуру вооружений, закономерности их развития, историю. Адмирал Гришанов Валерий Васильевич, зам. главкома ВМФ по вооружениям, был подлинный патриот Военно-морского флота, неутомимый рассказчик морских юмористических рассказов. До сих пор жалею, что за ним не записывал, когда летали с ним на разные объекты. Прекрасным специалистом и руководителем был Николай Иванович Караулов, начальник Главного ракетно-артиллерийского управления - ГРАУ. Очень хорошо у меня было отработано взаимодействие с такими начальниками Генштаба, как Виктор Петрович Дубынин, Михаил Петрович Колесников и потом Анатолий Васильевич Квашнин. У меня была очень сильная, высокопрофессиональная и преданная делу группа гражданских и военных помощников во главе с опытным деятелем оборонно-промышленного комплекса Владимиром Владимировичем Ярмаком.

Прежде всего мы старались обеспечить разработку наиболее сложных систем вооружений, создать заделы на будущее, когда появятся средства на серийное производство систем вооружений. Каждая из таких систем предполагала сложную научно-техническую, промышленную кооперацию — соответственно, спасать нужно было не одно предприятие, а всю цепочку. В целом в тех тяжелейших условиях нам удалось сделать очень многое. Это относится к стратегическим ядерным вооружениям, высокоточному дальнобойному оружию в неядерном снаряжении, к средствам радиоэлектронной борьбы, к системе космической навигации «Ураган-ГЛОНАСС», к тяжелому атомному ракетному крейсеру «Петр Великий», к многоцелевым атомным подводным лодкам, к программе военной электроники «Интеграция-СВТ», к различным авиационным системам и  многому другому, что сегодня является неотъемлемой частью оснащения Вооруженных сил России.

— Но Вы же также международное сотрудничество пытались наладить, например, Вам приписывают первые важные договоры с Индией и Китаем.

— Я исходил из того, что мы в нашей внешней политике, в политике национальной безопасности не должны делать ставку только на отношения с США и Западной Европой. Я осознавал, для обеспечения национальных интересов России надо активно развивать отношения с целым рядом других государств, в том числе с такими азиатскими гигантами, как Китай и Индия. И у Министерства обороны и ОПК были такие важные рычаги, как военное и военно-техническое сотрудничество. 

Одну из своих первых зарубежных поездок как первый заместитель министра обороны России я совершил в Китай. Со мной были представители нашего ОПК, генералы. С этого момента начинается активное сотрудничество в военной и военно-технической сфере с Китаем, которое приносило и приносит свои плоды для обеспечения национальных интересов России. Несколько позднее я совершил аналогичные поездки в Индию, с которой нас связывали многолетние связи в этих областях. Важно было дать этим связям  новый сильный импульс.

Китай тогда очень заинтересовался нашими зенитно-ракетными комплексами С-300, которые были разработаны КБ под руководством Бориса Васильевича Бункина. Китайцы захотели приобрести истребители Су-27 КБ Сухого, а затем Су-30, и многие другие виды вооружений, включая, например, дизельные подводные лодки и эсминцы. За счет средств от продажи комплексов С-300 в значительной мере были созданы более совершенные комплексы С-400. Подобное развитие применительно ко многим другим системам вооружений, которые мы поставляли в Китай. Такую же роль сыграли и наши крупные поставки вооружений в Индию. Это было крайне важно и для нашего ОПК, и для его экономического положения, и в конечном итоге для наших Вооруженных сил,  ибо без ОПК, без оборонной науки и техники, соответствующих производств существование российских Вооруженных сил просто невозможно.

— В последние годы российский ОПК чувствует себя существенно лучше, чем в 90-е. Тем не менее, видите ли вы какие-то важные проблемы, просчеты, ошибки в развитии отрасли?

— Безусловно, такие проблемы есть. Это ведь очень сложное, многомерное хозяйство, постоянно развивающееся. Но на эти темы я предпочитаю высказывать свои оценки, соображения конкретным должностным лицам нашей страны в специальных аналитических записках.

В целом должен отметить, что наш ОПК работает на должном уровне, у него немало крупных и даже выдающихся достижений. Рад очень тому, что в нем реализованы многие задумки, научно-технические заделы, к которым я и мои коллеги причастны по своей работе в 1990-е годы.

Из журнала «Вышка для своих», ноябрь 2020 г.

Андрей Кокошин спрогнозировал "ядерные" отношения России и США

Шаг от бездны

Россия и США продлили на пять лет срок действия Договора о стратегических наступательных вооружениях СНВ-3, который истекал 5 февраля. Еще несколько месяцев назад судьба этого соглашения, ограничивающего ядерные арсеналы России и США, висела на волоске. При президенте Дональде Трампе, разрушившем многие важные для стратегической стабильности соглашения, его бы точно не продлили. Можно ли ожидать, что при новой администрации Джозефа Байдена положение дел в этой области изменится к лучшему?

«МК» попросил дать прогноз заместителя научного руководителя НИУ ВШЭ, экс-секретаря Совета Безопасности РФ, академика РАН Андрея Кокошина.

ПУСК РАКЕТЫ «БУЛАВА» С БОРТА ПОДЛОДКИ.

ФОТО: КАДР ИЗ ВИДЕО

— Андрей Афанасьевич, то, что Россия и США смогли договориться и пролонгировали СНВ-3 — это добрый знак?

— В принципе это важное событие в деле обеспечения международной безопасности, стратегической стабильности, особенно на фоне того, что имело место при администрации Трампа. Продление этого договора на пять лет без всяких условий — это то, чего добивалось российское руководство.

— Вы имеете в виду снижение вероятности ядерной войны между нами?

— Наличие такого соглашения в отношениях России и США, безусловно, играет определенную стабилизирующую роль. Однако одного его недостаточно для снижения шансов возникновения опасных конфликтных и кризисных ситуаций, которые могут обернуться ядерным противостоянием. Необходимы и многие другие меры, которые предлагаются российской стороной.

Многие американские эксперты отмечали, что в целом при Трампе увеличилась угроза спонтанной эскалации военного противостояния США с Россией и Китаем, вплоть до вероятности возникновения катастрофической ядерной войны.

Дональд Трамп едва ли не самый разрушительный, деструктивный президент в истории США применительно ко многим военно-политическим проблемам международной безопасности. Он сделал много такого, что нанесло серьезный ущерб американо-российским отношениям и почти свело на нет взаимодействие наших стран в чрезвычайно важных, принципиальных вопросах войны и мира. Трамп в значительной мере продемонстрировал свою неподготовленность как государственного руководителя ядерной сверхдержавы к ведению дел в этой сфере.

ФОТО: RU.WIKIPEDIA.ORG

— В Конгрессе США недавно обсуждали возможность импичмента Трампу, которого обвиняли в подстрекательстве к беспорядкам. Наверное, если уж и заслуживает он импичмента, то как раз за разрушение международной архитектуры стабильности и увеличение риска войны… Какие решения администрации Трампа нанесли наибольший ущерб стратегической стабильности?

— Начать с того, что представители Трампа на переговорах с Россией практически отказались от употребления понятия «стратегическая стабильность». И только сейчас, при новой администрации США, этот очень важный концепт возвращается в оборот в российско-американском взаимодействии.

В целом администрация Трампа нанесла большой урон стратегической стабильности, делу контроля над вооружениями. Разрушен ряд важнейших элементов договорно-правовой системы, формировавшейся десятилетиями ценой огромных усилий государственных деятелей, дипломатов, военных.

Администрация Трампа вышла в одностороннем порядке из советско-американского бессрочного Договора о ракетах средней и меньшей дальности (ДРСМД) 1987 года, игравшего важную роль в деле контроля над ядерным оружием.

Если помните, администрация Трампа не шла на продление Договора СНВ-3 на пять лет, заблокировав его пролонгацию откровенно неприемлемыми для нашей страны требованиями, носившими подчас демагогический характер.

Имела место попытка шантажировать Россию, когда Белый дом поручил Пентагону оценить сроки оснащения стратегических бомбардировщиков, ракет подводных лодок и межконтинентальных баллистических ракет наземного базирования ядерными боезарядами со складов сверх потолков, определенных СНВ-3. Как известно, СНВ-3 ограничивает количество развернутых ядерных зарядов у каждой из сторон до 1550.

Уже в конце президентства администрация Трампа вышла из многостороннего Договора по открытому небу 1992 года. В свое время, кстати, это соглашение инициировали сами Соединенные Штаты. Этот деструктивный шаг Трампа не одобрили даже его ближайшие союзники по НАТО и многие политики и эксперты в США.

Серьезный ущерб делу нераспространения ядерного оружия нанесло решение Трампа о выходе из Соглашения по совместному всеобъемлющему плану действий по ядерной программе Ирана, в подготовке которого большую роль сыграли Россия и Китай. Этот шаг Вашингтона опять же энтузиазма у европейцев не вызвал. Сейчас администрация Байдена рассматривает возможность возвращения США к соблюдению этого соглашения.

Трамп отказался от многих российских конструктивных инициатив. Например, от того, чтобы Россия и США выступили с совместным заявлением о предотвращении ядерной войны и ее недопустимости, о том, что в ядерной войне не будет победителей, хотя бы повторив то, что сделали в свое время Брежнев и Никсон, Горбачев и Рейган.

И этот список можно продолжать. Я скажу так: в совокупности масштабная деструктивная деятельность Трампа в военно-политической сфере международных отношений еще не получила должной оценки со стороны экспертов и политиков.

— Как думаете, чем руководствовался Трамп, ломая систему международных соглашений? В чем логика?

— Логика Трампа до конца не понятна. Некоторые эксперты считают, что он искренне верил в то, что демагогической угрозой гонки вооружений он заставит Россию «играть» по его правилам в военно-политической сфере. Об этом говорят, например, его заявления о том, что США знают, «как выигрывать гонку вооружений». Вспомним и его хвастливые заявления о наличии у США какого-то сверхсекретного оружия «супер-пупер», которого нет у России и КНР.

Можно предположить, что применительно к контролю над вооружениями сыграла роль крайне негативная позиция Трампа в отношении вообще всего того, что делала до него администрация Барака Обамы.

Трампом при поддержке значительной части Конгресса США были значительно увеличены американские военные расходы. И осуществил это Трамп, несмотря на рост у США и без того огромного бюджетного дефицита и государственного долга. На обслуживание госдолга американские налогоплательщики тратят сотни миллиардов долларов в год — сумму, соизмеримую с американским военным бюджетом.

Он настойчиво добивался и добился роста военных расходов некоторыми европейскими членами НАТО под предлогом необходимости противостоять России и Китаю. Аргументировал тем, что доля США в военных расходах НАТО слишком велика.

При Трампе в доктринальных военных документах США до более опасного уровня выросла роль ядерного оружия в военной политике и в то же время был понижен порог его потенциального применения. Баллистические ракеты подводных лодок «Трайдент II» начали оснащать так называемыми «маломощными» боезарядами.

Были сообщения о подготовке к возобновлению ядерных испытаний на территории США после почти 30-летнего перерыва. При этом администрация Трампа не стала обозначать приверженность ратификации Договора о всеобъемлющем запрете ядерных испытаний, что имело место при администрации Обамы.

Трамп внес личный вклад в радикализацию американской политики в области противоракетной обороны (ПРО). Он с большим пафосом провозгласил задачу не только перехвата ракет противника средствами ПРО, но и уничтожения этих ракет еще до их старта.

При этом, правда, в официальном документе минобороны США пояснялось, что речь идет о такого рода политике применительно к «государствам-изгоям», к которым в США относят Иран и КНДР, и о «региональных ситуациях».

В отношении же России и КНР Пентагон декларировал сохранение традиционной политики сдерживания, направленной на защиту территории США от «крупномасштабных технологических угроз со стороны российских и китайских межконтинентальных баллистических ракет».

Администрация Трампа демонстрировала возврат к идее создания в перспективе ударных средств космического эшелона ПРО, чего не было ни при Бараке Обаме, ни при Джордже Буше-младшем.

Многие эксперты при этом отмечали, что говорить о появлении аналога программы «Стратегическая оборонная инициатива» — СОИ Рональда Рейгана — пока преждевременно. Американские политики, ученые, аналитики хорошо помнят, что программа СОИ при Рейгане так и не достигла сколько-нибудь значимых результатов, несмотря на огромные затраты. К тому же есть понимание, что эта рейгановская инициатива во многом была блефом, направленным против СССР...

Трамп с большой помпой создал Космические войска как еще один вид вооруженных сил США и продекларировал более агрессивную политику в военно-космической сфере, чем это имело место у его предшественника.

Космос был объявлен Соединенными Штатами, а затем и НАТО ареной возможных военных действий. Курс Трампа в этой области создал потенциальную угрозу качественно нового, значительно более опасного военного противостояния великих держав в космосе. При этом даже в США многие эксперты считают, что ведение боевых действий в космосе прежде всего опасно для самих США в силу их возрастающей зависимости от космических технологий связи, навигации, метеорологии, топогеодезии, разведки...

Более агрессивный характер, чем прежде, носили декларации Трампа относительно возможных боевых действий США в киберпространстве. Киберкомандованием вооруженных сил США была принята концепция «перманентной активности», с установкой на перенос борьбы в киберпространстве на вражескую виртуальную «территорию». Статус киберкомандования был повышен, его полномочия расширены.

Все эти действия соответствовали духу предвыборных установок Трампа. Они были в какой-то мере предсказуемы с учетом его личностных политико-психологических характеристик, особой склонности к радикальным решениям без оглядки на различные негативные и опасные последствия, склонности к блефу. Но не все эксперты обратили на это должное внимание.

ИНОСТРАННЫМ АТТАШЕ ПОКАЗЫВАЮТ РАКЕТУ 9М729 В РАМКАХ ДОГОВОРА РСМД. 23 ЯНВАРЯ 2019 ГОДА. ФОТО: TSARGRAD.TV

— Вообще-то странно было наблюдать, как при Трампе, который несколько раз заявлял о желании поладить с Россией, наши страны дошли до критической черты в области военного противостояния.

— Возможно, Трамп действительно хотел какого-то улучшения отношений с Россией, но только на своих условиях, которые носили по многим параметрам весьма опасный характер для обеих сторон, в том числе для самих Соединенных Штатов.

Риторика самого Трампа в отношении России была менее жесткой, чем у многих других американских политиков, включая Джо Байдена. Но ряд деятелей из окружения Трампа, особенно госсекретарь Майкл Помпео, не скупились на антироссийские заявления.

К деструктивным действиям Трампа можно отнести интенсификацию полетов американских стратегических бомбардировщиков вблизи границ России и активизацию разведывательной деятельности с помощью самолетов и беспилотников. Военные корабли США стали чаще появляться вблизи наших берегов в Черном и Баренцевом морях, на Дальнем Востоке. Все эти действия США потребовали от России адекватных мер противодействия и нейтрализации.

Крайне опасный характер носили безответственные решения Трампа об ударах крылатыми ракетами по Сирии. При этом могли пострадать российские военнослужащие. Случись это, с высокой степенью вероятности последовали бы ответные силовые действия России.

Дальше — на Украину решением Трампа было поставлено летальное оружие, что остерегалась делать администрация Барака Обамы. В целом более интенсивным стало военное сотрудничество США с Украиной и Грузией, а также с Польшей и странами Балтии, имеющее явную антироссийскую направленность.

Наконец, лично Трамп инициировал и всячески педалировал враждебные России действия в отношении газопровода «Северный поток-2». Кстати, и в этом вопросе взгляды США и ряда европейских стран разошлись.

И этим не ограничивается перечень деструктивных действий Трампа в отношении России.

— Внутри США эту политику все поддерживали?

— Нет, такого рода действия не раз встречали активное противодействие со стороны целого ряда американских политиков и авторитетных экспертов и ученых, в том числе в Конгрессе США.

Они считали, что поведение администрации Трампа не отвечает прежде всего интересам самих США и чревато чрезмерной конфронтацией с Россией и Китаем, с самыми опасными последствиями.

Активным критиком Трампа по ряду военно-политических вопросов проявили себя нынешний президент США Джозеф Байден, а также ряд деятелей, вошедших в состав новой администрации. Байден, например, был против выхода США из Договора по открытому небу, Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, «ядерной сделки» с Ираном.

Показательным в формулировании альтернативы политике Трампа в отношении России можно считать открытое письмо 103 видных отставных политиков, дипломатов, ученых в августе 2020 года. Его подписали бывший первый замгоссекретаря Роуз Готтемюллер, экс-послы США в России Джон Хантсман, Томас Пикеринг, Джеймс Коллинз, Джон Байерли, бывший министр обороны США Уильям Перри, один из ведущих исследователей «РЭНД Корпорэйшн» Арнольд Горелик, бывший помощник президента США Томас Грэм, бывший замминистра обороны США, профессор Гарварда Грэм Аллисон и еще многие.

Эти деятели подчеркивали, что сложившееся положение дел в отношениях США с Россией не отвечает американским национальным интересам. Они призвали к тому, чтобы США наряду со сдерживанием России добивались и разрядки в отношениях с ней, вели бы с нашей страной «устойчивый диалог». По их мнению, необходимо ради общих интересов восстановить американо-российское лидерство в «управлении ядерным миром». В том числе они решительно выступили за безусловное продление Договора СНВ-3.

Российский сенатор Константин Косачев справедливо отмечал, что эти авторитетные авторы открытого письма отнюдь не какие-то «голуби», а просто рационально мыслящие деятели.

Справедливости ради скажем, что в этом письме содержится и ряд выпадов в адрес России, характерных сегодня для подавляющей части политического класса США.

Но в целом они продемонстрировали тогда более реалистичный подход к американо-российским отношениям, чем многие другие эксперты и политики.

— Как могут развиваться отношения России и США при новой американской администрации?

— От администрации Байдена можно ожидать более активной антироссийской политики на постсоветском пространстве и более высокой степени агрессивности во вмешательстве во внутренние дела России. Весьма вероятны деструктивные действия этой администрации против нашей страны и по другим направлениям, чреватые в том числе обострением военно-политической обстановки. Разумеется, все это должно встречать адекватное противодействие с нашей стороны, включая необходимые жесткие меры.

Но при этом имеются шансы добиться ряда важных результатов в сфере обеспечения стратегической стабильности, снижения вероятности ядерной конфронтации. Мы можем вместе сделать новые полезные шаги, чтобы отойти подальше от ядерной бездны.

Как подчеркивает руководство России, наша страна готова предпринимать на взаимоприемлемой и равноправной основе конструктивные усилия в этой области.

https://www.mk.ru/politics/2021/02/16/andrey-kokoshin-sprognoziroval-yadernye-otnosheniya-rossii-i-ssha.html

Академик Кокошин: как Ельцин едва не уничтожил военную противоэпидемическую науку

«Дал мне команду избавиться от всего, что связано с биологическим оружием»

Сегодня исполняется 75 лет видному российскому государственному деятелю и ученому, академику РАН Андрею Кокошину. В «копилке регалий» юбиляра — множество занимаемых им в прошлом высоких постов: первый заместитель министра обороны РФ, секретарь Совета обороны, секретарь Совета безопасности. Но, как говорится, «любим мы его не только за это». Общаясь с Андреем Афанасьевичем, я каждый раз обязательно узнаю что-то новое и совершенно неожиданное. Например, мы заговорили о коронавирусе, и Андрей Кокошин тут же вспомнил совершенно потрясающую историю из времен правления Ельцина о том, как импульсивный Борис Николаевич едва не ликвидировал всю нашу военную противоэпидемическую науку. Впрочем, основная часть нашей беседы с занимающим сейчас должность заместителя научного руководителя Высшей школы экономики юбиляром была посвящена не «модному» коронавирусу, а другой, менее засвеченной, но не менее страшной опасности.

АНДРЕЙ КОКОШИН.

— Андрей Афанасьевич, правда ли, что в вашу бытность первым заместителем министра обороны РФ Борис Ельцин приказал вам ликвидировать тот самый 48-й Центральный военный НИИ, который сейчас сыграл столь важную роль в создании вакцины против коронавируса?

— Мне была дана прямая команда полностью избавиться от всего того, что было бы связано с биологическим оружием в Минобороны, без особого разъяснения деталей и указания на конкретные подразделения. Кто-то тогда убедил Бориса Николаевича в том, что у нас в Минобороны осуществляется-де деятельность, не предусмотренная Конвенцией о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического и токсичного оружия 1972 года. Когда я занялся вплотную этой проблемой, то обнаружил: ученые и специалисты в нашем военном ведомстве заняты крайне важным делом — разработкой эффективных средств защиты от биологического оружия. При этом они действуют строго в рамках этой конвенции. Я убедился в том, что их деятельность требует не то что прекращения, а всяческой поддержки.

Работавшие на этом направлении российские военные ученые уже тогда предвидели, что их разработки могут оказаться востребованными не только при боевом применении против нас биологического оружия, но и в условиях пандемии. Все эти военные ученые были профессионалами очень высокого уровня, начиная с генералов — руководителей соответствующей службы. В конечном итоге мне удалось убедить руководство страны в том, что такого рода потенциал нашего Минобороны необходимо не только сохранять, но и развивать. Важно то, что меня в этом полностью поддержал начальник нашего Генштаба генерал армии Михаил Колесников.

— На фоне пандемии коронавируса и других страхов угроза ядерной войны в массовом сознании отступила далеко на задний план. Но оправданно ли это? Насколько опасной является ситуация, когда из-за действий США вся система международных договоров в области контроля над ядерным оружием находится сейчас на грани краха?

— Стратегическую стабильность в принципе можно обеспечивать и при отсутствии договорных ограничений на вооружения. Однако общий уровень безопасности будет ниже, чем при наличии таких ограничивающих соглашений, мер контроля за соблюдением соглашений, мер доверия — например, тех, которые предусмотрены Договором по открытому небу 1992 года, из которого администрация Трампа вышла вопреки позиции всех остальных участников этого Договора, включая, кстати, союзников США по НАТО. К великому сожалению, администрация Трампа довольно последовательно осуществила ряд шагов по отказу от соглашений, вносивших существенный вклад в обеспечение стратегической стабильности. Без такого рода соглашений нам пришлось бы жить в значительно менее безопасном мире.

К тому же администрация Трампа нарастила военные расходы США, приступила к развертыванию «маломощных» ядерных боезарядов на ракетах «Трайдент II», создала Космические силы и объявила космос ареной военного противостояния, интенсифицировала полеты стратегических бомбардировщиков вблизи границ России. Насколько это все опасно и ново? СССР и США стали осознанно заниматься вопросами обеспечения стратегической стабильности довольно давно — еще в конце 1960-х годов, когда начались переговоры по ограничению стратегических вооружений. В прошлом у этого процесса тоже иногда были свои спады. Но были и подъемы, а вплоть до последних лет продолжали действовать несколько важных договоров, вносящих свой вклад в обеспечение стратегической стабильности. Выводы делайте сами.

СОВМЕСТНЫЕ ПОПЫТКИ МОСКВЫ И ВАШИНГТОНА ОГРАНИЧИТЬ КОЛИЧЕСТВО ЯДЕРНОГО ОРУЖИЯ НАЧАЛИСЬ ЕЩЕ ВО ВРЕМЕНА БРЕЖНЕВА И НИКСОНА. СУМЕЕТ ЛИ ТРАМП УНИЧТОЖИТЬ ВСЕ, ЧТО БЫЛО ДОСТИГНУТО С ТЕХ ПОР?

ФОТО: RU.WIKIPEDIA.ORG

— Короче, администрация Трампа решила, что ядерные договоры с Москвой им больше не нужны. И что в таких условиях, с вашей точки зрения, должна делать Россия?

— Прежде всего нам надо оптимальным образом продолжать линию на развитие российских сил и средств ядерного сдерживания, повышать боевую устойчивость всех трех компонентов наших стратегических ядерных сил, развивать их способность преодолевать любую перспективную систему противоракетной обороны США. Нам следует наращивать наши возможности по обеспечению стратегического неядерного сдерживания с использованием дальнобойного высокоточного оружия в обычном оснащении. Не следует забывать и о том, что определенную роль в обеспечении убедительного сдерживания может играть и нестратегическое ядерное оружие.

Принимая все эти меры оборонного характера, мы не должны игнорировать те дипломатические возможности, которые все еще остаются. Нам надо продолжать настойчиво добиваться принятия на взаимной основе мер по снижению вероятности опасных инцидентов в военной сфере, работать над принятием ряда мер доверия, над мерами по ограничению ряда видов военной деятельности по отработке механизмов деэскалации военного противостояния в конфликтных и кризисных ситуациях. Перспективными и крайне важными считаю и наши усилия (в том числе совместно с Китаем) по предотвращению нового этапа милитаризации космоса и нового опасного противостояния — в частности, по противоспутниковым средствам ведения вооруженной борьбы.

— Рад, что вы упомянули Китай. Никоим образом не являясь сторонником американской внешней политики, я тем не менее вижу определенную логику в требовании США о присоединении Пекина к договоренностям Москвы и Вашингтона об ограничении ядерных вооружений. Вы можете доказать, что я не прав?

— Определенная логика в этом действительно есть, хотя, по доминирующим оценкам, КНР пока значительно уступает и России, и США по числу развернутых носителей и ядерных боезарядов. Но США не должны были оказывать давление на Россию для привлечения Китая к таким переговорам. И ни в коем случае участие Китая в дальнейших переговорах по ограничению стратегических вооружений нельзя увязывать с продлением двустороннего российско-американского Договора СНВ-3, к которому КНР с международно-правовой точки зрения не имеет никакого отношения. Необходимо прежде всего решить вопрос о продлении этого Договора, а уже потом уже серьезно работать над созданием каких-либо многосторонних форматов по этой сложнейшей проблематике. К тому же не следует забывать о наличии других государств со значительными арсеналами ядерного оружия, соизмеримыми с китайским арсеналом. Это относится прежде всего к Франции и Великобритании — союзникам США по НАТО.

Возможно, путь к новым моделям переговоров и соглашений в ядерной сфере с участием Китая удастся проложить в результате взаимодействия на высшем уровне стран — постоянных членов Совета безопасности ООН, предлагаемого Владимиром Путиным. Должен, однако, при этом отметить: с политико-психологической точки зрения администрация Трампа добилась многого, чтобы ухудшить отношения с Китаем практически по всем направлениям. Это не может сказаться на гипотетическом участии Пекина в каких-либо переговорах по ограничению ядерных вооружений.

— И насколько успешной следует считать американскую атаку на Китай? Как коронавирусный 2020 год изменил баланс сил между ведущими мировыми державами?

— Я не думаю, что этот год с его COVID-19 привнес какие-либо радикальные изменения в балансе сил между ведущими державами. Но довольно контрастно выглядит то, как идет борьба с пандемией в США, с одной стороны, и в КНР — с другой. Счет очевидно не в пользу Соединенных Штатов, что не соответствует претензиям Вашингтона на их роль «мирового лидера» по всем направлениям.

РИЧАРД НИКСОН И МАО ЦЗЭДУН: ЧТОБЫ ОГРАНИЧИТЬ СВОБОДУ МАНЕВРА КРЕМЛЯ, США В 70-Е ГОДЫ НАЛАДИЛИ ОТНОШЕНИЯ СО СВОИМ НЕДАВНИМ ЗЛЕЙШИМ ВРАГОМ КИТАЕМ. ЭТУ ЧАСТЬ ПОЛИТИЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ НИКСОНА ТРАМП ТОЖЕ ГОТОВ ВЫКИНУТЬ В МУСОРНУЮ КОРЗИНУ.

ФОТО: RU.WIKIPEDIA.ORG

— А есть ли шансы на то, что США перестанут вести свою нынешнюю «ковбойскую» политику в ядерной сфере?

— Оценка поведения, заявлений значительной части американского «политического класса» не позволяет пока говорить о том, что такой альтернативный политический курс уже достаточно четко оформился. Однако некоторые его контуры просматриваются. В прошлом году в контролируемой демократами Палате представителей Конгресса США было предпринято несколько серьезных попыток предотвратить выход Соединенных Штатов из Договора о ракетах средней и меньшей дальности 1987 года, стимулировать продление Договора СНВ-3 без всяких условий, предотвратить оснащение ракет «Трайдент II» «маломощными» ядерными боезарядами, понижающими порог применения ядерного оружия США. Кандидат в президенты США от демократов Джо Байден заявил о готовности продлить Договор СНВ-3.

Не следует недооценивать и недавнее заявление 103 видных американских экспертов и общественно-политических деятелей относительно необходимости выстраивания более конструктивных отношений США с Россией, особенно в сфере обеспечения международной безопасности. Среди авторов этого обращения — бывшая заместитель Генерального секретаря НАТО Роуз Готенмюллер, бывший госсекретарь США Джордж Шульц, бывший министр обороны США Уильям Перри, бывшие послы США в РФ Джон Хантсман, Джон Байерли, Джеймс Коллинз, Томас Пикеринг, такие известные профессора Гарвардского университета, как Грэм Аллисон и Джозеф Най, бывший председатель сенатского комитета по делам вооруженных сил Сэм Нанн, ведущие сотрудники «РЭНД Корпорэйшн» Арнольд Горелик и Сэмуэл Чарап и др. Это все весьма авторитетные люди, имеющие определенный вес в вашингтонских коридорах власти.

Разумеется, в этом письме присутствует целый ряд необоснованных выпадов и обвинений в адрес нашей страны. Но если смотреть на другие аспекты этого обращения, то это весьма детально и профессионально отработанное заявление. Эти американские деятели считают необходимым восстановление полновесных дипломатических отношений между США и Россией, активные усилия, которые свели бы «к минимуму неверные представления и просчеты, могущие привести к ненужной войне». Они призывают к тому, чтобы в отношениях с Россией было не только соперничество, но и сотрудничество. Эти 103 автора считают «важным возродить российско-американское лидерство в наведении порядка в ядерном мире». Авторы обращения настаивают в том числе на продлении Договора СНВ-3 и на сохранении Договора по открытому небу. Считаю все это позитивным знаком. По моему убеждению, шансы на продление договора СНВ-3 все еще сохраняются.

— Но вот выльется ли во что-либо этот позитивный знак? События последних десяти месяцев превратили в фаталистов и пессимистов даже самых отчаянных оптимистов. А к вам это относится?

— Я никогда себя к «отчаянным оптимистам» не причислял. Наверное, это помогало мне сохранять присутствие духа в самые сложные моменты жизни нашей страны. Однако, не являясь «отчаянным оптимистом», я считаю, что в фатализм и пессимизм ни в коем случае впадать нельзя. Надо трудиться не покладая рук над улучшением положения дел для нашей страны, действовать на основе глубоких размышлений, аналитических и прогнозных установок.

“Московский Комсомолец”, 26 октября 2020 г. 

Интервью брал Михаил Ростовский