А.А.Кокошин об отечественном Военно-морском флоте. От истоков до первой мировой войны

История отечественного морепла­вания берет начало в седой древности. Достоверно известно, что еще за несколько столетий до походов князей Олега и Игоря в Византию флотилии славянских племен плавали в Черном и Средиземном мо­рях. На протяжении нескольких веков Новгород активно развивал морскую торговлю с соседями по Балтике. Новгородцы и скандина­вы не раз совершали морские военные набеги друг на друга. В конце XII в. новгородцы, подняв подвластных им карелов, разорили дотла шведский город Сигтуну (неподалеку от того места, где впоследст­вии был построен Стокгольм). Этот поход был актом возмездия за набег шведского короля Эрика на новгородские земли. В числе тро­феев новгородцы увезли из Сигтуны большие ворота одного из хра­мов и поставили их в своем Софийском соборе в приделах Рождества Богородицы[1].

Благодаря Великому торговому пути из "варяг в греки" развивались экономические, культурные и политические связи, кото­рые помогли древней Руси к XI в. занять видное положение в Европе. Накаплива­лось национальное богатство в двух крупнейших центрах древней  Руси - Новгороде и Киеве, расположенных на важнейших точках пути "из варяг в греки".

В XII-XIII вв. на Русь обрушились удары печенегов и половцев, шведов, немцев-крестоносцев, неисчислимые беды принесло тата­ро-монгольское нашествие. Оказался нарушенным путь из "варяг в греки". И это сыграло огромную роль в последующей мировой и отечественной истории. Несмотря на громкие победы Александра Невского над шведами и немцами, а затем активную борьбу Нов­города со шведами за восточную часть Балтики, позиции новгоро­дцев на Балтике были в значительной мере ослаблены. Однако долгое время Новгород все-таки сохранял за собой выход в Балтийское море[2].

Иван Калита начинает создавать новое русское государство во­круг Москвы. Его потомкам понадобилось более 250 лет, чтобы объ­единить княжества в единую Русь-Россию для борьбы за нацио­нальную независимость. Одним из крупных и драматических собы­тий в этот период было сокрушение Московскими государями Нов­городской аристократической республики - Господина Великого Новгорода. В результате резко сократились морские внешнеэконо­мические связи Руси с другими государствами через Балтику. Пос­ле присоединения в 1478 г. Новгорода к Москве богатое новгород­ское купечество было разорено и уже больше не принимало, как прежде, активного участия в балтийской торговле. Новгород выпал из торгового Ганзейского союза. Даже основанный московским го­сударем Иваном III в устье реки Нарвы в 1492 г. Ивангород не дал возможности восстановить утраченные позиции Руси на Балтике. Не было в то время в нашей стране сил, которые смогли бы строить мореходные торговые и военные суда, способные соперничать с ко­раблями немцев, датчан, голландцев и англичан, захвативших в свои руки морскую торговлю России. Лишившись выхода к морям. Рос­сия понесла огромные потери - в военном, экономическом, культур­ном планах. Утрата Русью прямых выходов на морские торговые пути в Европу существенно ограничила возможность нашей страны в накоплении национального богатства.

Отсутствие дальнего мореплавания вело, в частности, к тому, что практически не развивались и точные науки. К моменту при­хода к власти Петра Великого Россия отстала от Запада на столе­тия. Попыткой вернуть позиции на Балтике стала Ливонская война Ивана IV. Она началась крупными успехами россиян, возвративших себе выход к Балтийскому морю, но закончилась тем не менее поражением России. (В начале Ливонской войны Иван Гро­зный отвоевал Нарву, что давало возможность открыть торговый путь на Балтику из Москвы. Однако в 1581 г. шведы вновь захватили Нарву, и торговля через Нарву прекратилась).

В результате недолговечными оказались "корсары" Ивана Грозного на Балтике во главе с датчанином Карстеном Роде[3].

Долгое время единственным морским выходом на основные торговые пути Европы для русских купцов были Белое и Барен­цево моря[4].

До Петра Великого проблема так и оставалась нерешенной, хо­тя активные попытки вернуть исторические позиции России на Балтике продолжались. Воевода Потемкин взял Капорье. В 1656 г. он бился с "немецкими людьми" у острова Котлин и захватил шведскую галеру. В этом же году русскими войсками были взяты крепости на Западной Двине - Динабург и Кокенгаузен. Послед­няя была переименована в Царевич-Дмитриев. В этой крепости боярин А.Л.Ордин-Нащекин начал строительство верфи и зало­жил мореходные суда. Однако и эта война со шведами закончилась поражением России, и по условиям Кардисского договора 1661 г. Москва вынуждена была оставить завоеванные земли. Заложен­ные в Царевиче-Дмитриеве суда сожгли[5].

Неудачными оказались и старания царя Алексея Михайловича создать современный флот для выхода на Каспий, чтобы обеспе­чить контроль над одним из важнейших для России торговых пу­тей. Инициатором создания такого флота был все тот же Ордин-Нащекин, ближайший советник царя, глава Посольского и Мало­российского приказов, боярин, талантливый государственный де­ятель России XVII в. В Нижнем Новгороде с привлечением ино­странных мастеров была построена флотилия с флагманским ко­раблем "Орел". Но по ряду причин, и прежде всего из-за восстания Степана Разина, флотилия так и не нашла применения в обеспечении интересов России[6].

Несмотря на все неудачи во второй половине XVII в. тем не ме­нее были созданы необходимые предпосылки для превращения России в морскую державу. Уже имелась определенная база для су­достроения в России, металлургические и металлообрабатываю­щие заводы. Мануфактуры изготавливали парусину, пеньку и дру­гие материалы. И что особенно важно, в России к тому времени уже появилось до десятка судостроительных верфей, способных стро­ить небольшие парусные и гребные суда[7]. Особую роль в этом иг­рал, конечно, Север России, в первую очередь город Архангельск, прочно укрепившийся в устье Северной Двины. Через Архангельск (основанный в 1584 г. как Новохолмогоры и в 1613 г. переимено­ванный в Архангельск) еще со времен Ивана Грозного была нала­жена морская торговля с англичанами (через него действовала ан­глийская "Московская Компания"), а затем и с голландскими куп­цами. Именно из Архангельска в 1693 г. Петр I впервые вышел в от­крытое море, здесь он основал государственную верфь. Уже через год построенные на этой верфи корабли "Святое пророчество", "Апостол Павел", "Святой Петр" бороздили волны Белого моря.

Важным итогом этого периода было также осознание государственными руководителями, русским купечеством того, что назре­ла необходимость в создании регулярной, действующей на посто­янной основе вооруженной силы на море. Как писал известный ис­торик русского флота Ф. Веселаго, и русская политическая элита второй половины XVII в., и иностранцы, жившие в России, "впол­не понимали невозможность для такого обширного государства быть в тягостной зависимости от соседей, и единственный выход из этого положения видели в приобретении морских портов и за­ведении флота"[8].

20 октября 1696 г. по настоянию Петра Великого Боярская дума приняла историческое решение: "Морским судам - быть!" С этого момента начинает отсчет история развития отечественного морско­го флота, 300-летний юбилей которого широко отмечается в Рос­сийской Федерации.

Конечно, потребность в военно-морском флоте для России бы­ла объективной, и это осознавалось многими по-настоящему раде­вшими о государстве российскими деятелями в допетровский пе­риод. Однако в самом начале российский флот родился и разви­вался прежде всего благодаря Петру Великому.

Петр дал мощный толчок развитию Российского государства и общества в целом, хотя это и было достигнуто ценой издержек и потерь, в том числе - в самобытной русской культуре. Древняя Русь, потратив целые века на борьбу за выживание и возрожде­ние, в конечном итоге, по словам В.О. Ключевского "из доступного домашнего материала и домашними средствами с трудом сколотила невзрачное, тяжелое, но прочное государство". Петр I разглядел в Руси-России богатые материальные средства и мощные духовные силы. Он "мощными мозолистыми руками взрыл это, как он говорил, божие благословение, втуне под зем­лей скрывающееся, призвав на помощь техническое знание За­пада, и трудным ломаным путем из Москвы через Полтаву, Гангут и Ништадт вдвинул Россию в семью европейских держав и народов"[9].

В нем жила особая любовь и страсть к флоту и судостроению, ко всем наукам и ремеслам, с ними связанным. Он лично создал на основе голландских и английских терминов русскую морскую тер­минологию, широко используемую до сих пор. Монарха, столь преданного идее отечественного флота, не знала, наверное, не только российская, но и мировая история. При этом Петра как ис­тинно великого человека отличала не слепая любовь к делам рук своих, но способность трезво и критически взглянуть па то, что сделано и делается, способность исправить складывающиеся дис­пропорции, сделанные ошибки. Именно благодаря этому дару ему удалось в итоге создать сбалансированный по своему корабельно­му составу флот, обеспечивающий должное соотношение между корабельным составом, береговыми укреплениями, судоверфями и доками, инфраструктурой в целом.

Важным этапом становления нового флота стала закладка вер­фей Воронежа, где за одну зиму была построена достаточно силь­ная флотилия (за 1200 верст от моря!). С многочисленными труд­ностями, преодолевая мелководье, мели, перекаты, флотилия про­шла по Дону. Затем она сыграла большую, если не решающую, роль во взятии принадлежащего в то время туркам Азова, который перед этим Петр безуспешно пытался взять одной лишь сухопут­ной армией.

В 1698 г. на русском флаге, ставшем впоследствии российским военно-морским флагом, по инициативе Петра Великого появился косой андреевский крест (с ним тесно было связанно учреждение в 1699 г. высшего российского ордена - ордена Андрея Первозван­ного). Следует отметить, что культ апостола Андрея уже в XI в. широко распространился на Руси. При этом почитание Андрея Первозванного не было на Руси формальной церковной тради­цией, а имело весьма глубокие корни в народной среде[10].

В созданном Петром на Балтике флоте гармонично сочета­лись различные классы и типы кораблей. (Корабли строились с учетом поставленных целей вооруженной борьбы и военно-гео­графических особенностей театра военных действий.) Это было сочетание мощного гребного флота (скампавеи, галеры и др.), предназначенного для совместных с сухопутными войсками действий в шхерных районах, с парусным флотом, призванным не допустить господства на море Швеции и обеспечить успех гребных судов. Гребной флот при этом включал в себя и специ­альный десантный корпус численностью до 16 тыс. чел. Первый полк "морских -солдат" был основан по указу Петра I от 16 нояб­ря 1705 г., чем было положено начало славному роду сил ВМФ России - морской пехоте[11].

Санкт-Петербург - новая столица Российской империи - самым тесным образом связал свою судьбу с военно-морским флотом, с задачей создания морской мощи государства. Он стал материаль­ной базой, на которой произрастала эта мощь. С тех пор город ос­тается важнейшим центром корабелов, ученых, связанных с мор­ским делом, центром подготовки военно-морских кадров.

Огромные материальные затраты, физические и духовные силы многонационального народа России были вложены в создание бое­способного военно-морского флота. Потребовалось интенсивное развитие и создание практически не существовавших до этого от­раслей отечественной промышленности и науки с массовым при­влечением европейского опыта, технологий, специалистов. Уже тогда флот был значительно более сложным в техническом отно­шении видом вооруженных сил, чем сухопутная армия. Он требо­вал высокого уровня естественно-научных и иных знаний. Многое приходилось заимствовать за границей, прежде всего в Голландии и Англии, где, как известно, побывал и сам Петр[12]. Но царю, кото­рому предстояло руководить строительством отечественного во­енно-морского флота, мало было полученных в Голландии практи­ческих навыков и умения выполнять работу искусного плотника-корабела. Он стремился "к овладению теорией постройки судов, чтобы стать настоящим инженером, способным проектировать и строить корабли на научной основе. Однако голландцы были больше мастерами-практиками, чем теоретиками корабельного де­ла. Петр I со свойственной ему проницательностью вскоре понял несовершенство голландской системы кораблестроения, основан­ной на огромном практическом опыте, и стал отдавать предпочте­ние англичанам. "Если бы, - говорил он впоследствии, - я не поу­чился у англичан, то навсегда бы остался плотником"[13].

С 1698 г. за сравнительно короткий срок Петр в Англии сумел овладеть технологией постройки судов, изучил основы теории ко­рабля, овладел методами графического изображения корпуса, отдельных узлов и деталей корабля. Чертежи судов, разработанные лично Петром, отличались высоким качеством и большим изяществом исполнения[14]. Он стремился к тому, чтобы как можно скорее в России появились собственные корабельные мастера, выучившиеся всему лучшему у тех же голландцев и англичан. Среди отечественных кораблестроителей Петр особо выделял Гавриила Меншикова и Федосея Скляева[15].

Строительство военно-морского флота дало мощный толчок развитию горного дела и лесной промышленности, математики, астрономии, географии, физики, химии. Была сформирована сис­тема подготовки флотских кадров, заложены основы национально­го военно-морского искусства, началось строительство портов для берегового базирования сил флота и крепостей для морской оборо­ны побережья.

Самое главное - созданный Петром флот выполнил свое полити­ческое предназначение, решил свою историческую сверхзадачу. Россия "воссоединилась" с Европой, отвоевала исторически при­надлежавшие ей (или находившиеся в сфере ее непосредственного влияния) земли с выходом в море. В то же время попытки Петра Великого утвердиться на Черном море не увенчались успехом. И это несмотря на то, что при активной поддержке построенного в Воро­неже молодого русского флота был взят Азов. Причиной этому бы­ло поражение не на море, а на суше, во время Прутского похода. Тог­да возглавляемая Петром армия попала в окружение превосходя­щих сил турок. Во многом повторялось то, что было в предыдущие исторические периоды - при Иване Грозном, при Михаиле Романо­ве, при Алексее Михайловиче: возможности военно-морских сил России подрывались за счет поражений на суше. Прутское пораже­ние Петра на 50 лет отодвинуло решение вопроса о выходе к югу на естественные географические рубежи Российской империи, о созда­нии российской морской мощи на Черном море. Этот важный эпи­зод российской истории, как и другие, наглядно продемонстрировал теснейшую связь между морскими и сухопутными театрами воен­ных действий. Такую взаимосвязь исследователи отечественной во­енно-морской истории далеко не всегда учитывают.

Российский флот в XVIII в., да и в последующие периоды оте­чественной истории, получал развитие, когда для него ставились долгосрочные политические цели. Для достижения этих целей вы­делялись должные ресурсы, собирались по-настоящему любящие флот люди. Когда такие условия отсутствовали, флот быстро при­ходил в упадок, лишался своей боевой мощи и какой-либо способ­ности выполнять политико-дипломатические функции. Так про­изошло, в частности, при ближайших преемниках Петра Великого - в период правления Екатерины I, затем Анны Иоанновны. Основ­ные политические задачи России на Балтике в то время считались решенными Петром Великим. А задачи юга России, района Черно­го моря, не говоря уже о Средиземноморье, еще не ставились по-новому. Это предстояло сделать Екатерине II.

Ослабление внимания к флоту при преемниках Петра ряд ис­ториков связывает и с огромным перенапряжением ресурсов России в ходе Северной войны, длившейся более 25 лет; значи­тельную часть этих ресурсов поглотил военно-морской флот. (По оценке, приводимой В.О. Ключевским, расходы на военные нуж­ды доходили в конце царствования Петра I до двух третей всего государственного бюджета страны).

После Петра на долгие годы резко сократилось военное кораблестроение, а в отдельные моменты оно вообще отсутствовало. Ухудшилось состояние уже имевшегося флота. На многих кораб­лях в 20-е годы XVIII в., например, экипажи не были укомплекто­ваны, и особенно остро ощущалась нехватка штурманов. Матросы носили изношенные мундиры, а многие не имели даже рубашек"[16]. Это был первый, и, к сожалению, не последний, период упадка оте­чественного флота в его истории. Об этих периодах упадка россий­ского флота также не следует забывать современникам, даже в год празднования 300-летия российского флота.

Но и в этот тяжелейший для российского флота период у него были славные деяния, оставившие глубокий след в отечественной истории. Знаменательным событием того времени стала задуман­ная еще Петром I экспедиция под командованием В.И.Беринга, в состав которой вошли лейтенанты М.П.Шпанберг и А.И.Чири­ков, два штурмана, гардемарин, геодезист, лекарь и 23 матроса и мастеровых. Через 2 года (в 1727 г.) после выхода из Санкт-Петер­бурга экспедиция прибыла в Охотск. Оттуда в следующем году на боте "Святой Гавриил" она в тяжелейших условиях совершила плавание, цель которого состояла в том, чтобы определить россий­ские рубежи и уточнить, есть ли пролив между Азией и Америкой. Плохо оснащенная, малочисленная экспедиция совершила насто­ящий подвиг, которому не так уж и много аналогов в мировой ис­тории мореплавания.

Выход русского флота на просторы Балтики, а затем - в Черное и Средиземное моря сильно способствовал росту экономических и культурных связей России со странами Европы. В достаточно ко­роткие, по историческим меркам, сроки России удалось найти ре­шение проблем, столетиями сдерживавших ее развитие. Активные действия русских флотов, эскадр, флотилий на Балтике, на Черном море, в средиземноморском регионе оказывали подчас решающее влияние на ход европейской политики. Во многом именно благода­ря созданному военно-морского флоту Россия начала исполнять ключевую роль в процессе формирования политической обстановки в Европе XVIII столетия. Особенно примечателен был "век Екатерины Великой", когда российский флот решал крупные политические задачи, и его действия были увязаны с действиями сухопутных войск. Активность флота не только на Черном море, но и в Средиземноморье в тот период была прямым следствием больших политических целей, к достижению которых стремилась императ­рица. Эти цели формулировались так: создать новую систему госу­дарств в этом районе мира, обеспечить безопасность южных границ Российской империи, расширить ее пределы в южном направлении вплоть до "водружения креста на Святую Софию"[17].

Первая "сверхзадача" не была решена ни тогда, ни в последу­ющем, однако Россия прочно утвердилась на побережье Черного моря, обеспечив свои военные, экономические и политические интересы. Россия рельефно обозначила свое присутствие в Сре­диземном море. Благодаря действиям русского флота и крупным сухопутным победам в Бессарабии на реках Ларге и Кагуле в хо­де первой русско-турецкой войны в 1768-1774 гг. были заняты Молдавия и Валахия; в 1771 г. русские войска овладели нижним Дунаем и завоевали весь Крым. (Но присоединение Крыма к России произошло позднее, в 1792 г., в соответствии с Ясским миром, в царствование Екатерины II[18]).

В период правления Екатерины II примечательным событием стало создание союза государств в составе России, Дании и Шве­ции. Союз поддерживал правила "вооруженного нейтралитета" с целью охраны торгового мореплавания нейтральных стран в ходе войны за независимость английских колоний в Северной Амери­ке. Деятельность России в этом союзе подняла престиж россий­ского государства и принесла пользу морской торговле, особенно потому, что правила "вооруженного нейтралитета" были подкреп­лены действительной силой русского флота.

Важным результатом расширения южных пределов империи была ликвидация одного из каналов работорговли, через который из России и других стран региона (Молдавии, Валахии, Бессара­бии, Польши и т.д.) столетиями высасывались через Крымское хан­ство и Оттоманскую империю сотни тысяч, а по некоторым оцен­кам, и миллионы мужчин, женщин и детей.

Огромную роль в мировой истории сыграли действия россий­ских воинов, и конечно - военных моряков, в освобождении греческого народа от оттоманского ига. Важно понимать здесь и то, что усилия России - политико-дипломатические, военные, в том числе военно-морские, сыграли по сути дела решающую роль в том, что эллинизм был возвращен в лоно европейского и мирового культурного наследия. Разумеется, многие высшие достижения культуры, истории Древней Греции (и эллинизма вообще) принадлежали европейской культуре, европейской традиции и до то­го, как Греция снова стала суверенным государством. Однако без освобождения Греции от тирании Османов историческую линию нельзя было бы считать восстановленной.

Имена Г.А.Спиридова, Ф.Г.Орлова, А.С.Грейга, Сенявиных, Ф.Ф.Ушакова стали легендарными, а русских военных моряков восторженно встречало население многих средиземноморских стран, жаждавших избавления от османского ига.

Походы И.Ф. Крузенштерна и Ю.Ф. Лисянского, В.М. Головнина, Ф.Ф. Беллинсгаузена и М.П. Лазарева, состоявшиеся в нача­ле XIX в., имели непреходящее значение для всего человечества. Под их руководством совершены выдающиеся географические от­крытия. Русские моряки открыли Антарктиду, исследовали и ос­воили Чукотку, Аляску, Командорские и Курильские острова, Дальний Восток.

*        *        *

После царствования Екатерины II и Павла I для флота вновь наступили сложные времена. Как ни парадоксально, это произош­ло в тот период, когда пришедший к власти император Александр I впервые в России создал Морское министерство (наряду с семью другими министерствами), и первым российским морским минист­ром стал адмирал Н.С. Мордвинов. Созданный императором вско­ре после этого так называемый Комитет для приведения флота в лучшее состояние во главе с действительным тайным советником А.Р. Воронцовым сделал весьма тяжелые для российского флота выводы. Отмечалось низкое качество отечественных кораблей, из-за чего срок их службы был почти в три раза меньше, чем шведских (прежде всего из-за того, что корабли строились из сырого, не выдержанного леса). Комитет указывал также на плохую оснащен­ность флота, крупные недостатки в его организации и пр.[19]

Видимо, не без учета настроений самого императора Алексан­дра I Воронцов поставил для военно-морского флота России значительно более скромные задачи, чем это было при Екатери­не Великой и Павле I: иметь на Черном море флот, соизмеримый с турецким, ради "сбережения берегов и гаваней наших", и гос­подство российского флота на Балтике. Посылку же российских эскадр в Средиземное море Воронцов считал для России делом бесполезным. С ним полностью был согласен и сын знаменитого екатерининского адмирала В.Я.Чичагова - П.В.Чичагов, поль­зовавшийся особым доверием Александра I. Чичагов и был наз­начен морским министром вместо адмирала Н.С.Мордвинова, который, выразив несогласие с мнением воронцовской комис­сии, ушел в отставку[20].

Новый этап восстановления российской морской мощи на­чался с приходом к власти императора Николая I, который вплоть до Крымской войны 1853-1856 гг. был самым могущест­венным государем Европы. В первый месяц своего царствования он сформировал Комитет образования флота. Но не столько ре­шения этого комитета, сколько деятельность сильных, высоко­образованных организаторов и флотоводцев подняли флот на более высокий уровень - к ним прежде всего надо отнести С.А.Грейга и М.П.Лазарева, а затем их учеников П.С.Нахимова, В.А.Корнилова, В.И.Истомина.

Героизм, отвага и мужество российских моряков не могли ком­пенсировать проблемы, связанные с экономической слабостью страны, отсталостью в развитии технологической базы судостро­ительной промышленности, с плохой системой подготовки кад­ров, с политическими и стратегическими ошибками государст­венных руководителей. Парусникам Нахимова было трудно про­тивостоять английским и французским паровым кораблям. После блестящей морской Синопской победы в 1853 г. над турками (это было последнее крупное сражение эпохи парусного флота) моря­кам-черноморцам вместе с сухопутными частями в пешем строю пришлось отстаивать и сдать Севастополь войскам англо-франко-турецко-сардинской коалиции. Моряки проявляли в те дни чуде­са храбрости и стойкости.

После Крымской войны у России практически не осталось со­временного флота ни на Черном море, ни на Тихом океане. Фак­тически не было современных кораблей и на Балтике, где до это­го наш флот играл доминирующую роль. Российский флот приш­лось строить практически заново, в том числе и в промышленно-технологическом отношении. Страну поразил на несколько лет глубокий финансовый кризис, вызванный Крымской войной. Это потребовало поиска нестандартных решений по воссозданию флота и сохранению его кадров. Выход из кризиса настойчиво ис­кали генерал-адмирал, великий князь Константин Николаевич, .адмиралы Н.К. Краббе, И.А. Шестаков, А.А. Попов, Г.И. Бутаков и др. Вообще, в это время Морское министерство стало одним из важнейших центров реформ, проводившихся тогда в России. Су­щественную роль при этом играл "Морской сборник" - официаль­ный орган министерства[21].

Было принято исключительно важное решение о регулярных дальних плаваниях на сравнительно небольших, но мореходных корветах и клиперах. В этих плаваниях выковывались кадры фло­та. Великий князь Константин Николаевич, веря в возможность значительно увеличить флот, всячески старался сначала создать личный состав, который бы мог оправдать возлагаемые на него надежды. В письме к князю Барятинскому он пишет, что задача состоит не в помыслах о морских победах, не в создании вдруг большого числа судов при больших пожертвованиях, а в том, что­бы беспрерывным плаванием небольшого числа хороших судов, приготовить целое поколение будущих опытных и страстных мо­ряков. Так усилиями великого князя Константина Николаевича и его единомышленников, по словам известного российского исто­рика военно-морского флота Белавенца, была создана "высоко на­зидательная морская школа"[22]. Российский андреевский флаг гордо реял в самых разных районах Мирового океана.

Структуре и составу флота в то время были приданы пропор­ции, которые позволяли обеспечивать важнейшие оборонные и военно-политические интересы Российской империи даже в условиях жестких бюджетных ограничений и слабости отечественной промышленной базы. На этот период флот имел два основных компонента - броненосные корабли прибрежного действия и крейсерские силы, способные действовать на просторах Мирово­го океана, нарушая, при необходимости, жизненно важные ком­муникации противника.

В то же время, думая о будущем, российские моряки и корабе­лы создали один из лучших по тому времени мореходных броне­носцев "Петр Великий", который, к сожалению, на протяжении пятнадцати дет оставался единственным кораблем этого класса в российском военно-морском флоте.

Государственное руководство, при активном участии моря­ков-профессионалов, сформулировало концепцию строительст­ва российского флота. Согласно этой концепции, России была ''необходима морская сила, которая... внушала бы большим дер­жавам то уважение, какое могло бы заставить их искать или сою­за с Россией, или ее нейтралитета"[23]. Упор был сделан на качест­венное развитие флота, особенно - на радикальное изменение системы подготовки кадров, на значительное повышение образовательного уровня офицеров, на развитие новых отношений между офицерами и матросами в духе наставлений Павла Степа­новича Нахимова[24].

В 1863 г. возрожденный Российский флот даже без морских сражений обеспечил России крупную политическую победу. Этот эпизод заслуживает особого внимания. Во время восстания в Польше, входившей в Российскую империю, по настоянию управ­ляющего Морским министерством адмирала Н.К. Краббе и указа­нию императора Александра II за пределы России в кратчайшие сроки были направлены две крейсерские эскадры[25]. Эти эскадры, в случае грозившего России вмешательства в "польский вопрос" Англии и Франции, должны были нарушить английские и фран­цузские коммуникации в Атлантическом и Тихом океанах. Рус­ские эскадры под командованием адмиралов С.С. Лесовского и А.А. Попова были восторженно встречены в Нью-Йорке и Сан-Франциско, поскольку в их миссию входила также помощь севе­рянам против южан в ходе Гражданской войны в США и против возможного вмешательства Англии на стороне южан. Появление этих эскадр в Америке было полной неожиданностью для Англии и Франции. Оно в немалой мере способствовало тому, что эти страны отказались от вооруженного выступления против России, а Англия - от интервенции против северян. Без преувеличения можно сказать, что это была одна из наиболее выдающихся акций по демонстрации военно-морской силы в мировой истории. Эта акция сочетала в себе тонкий политический замысел и блестящее военно-морское исполнение.

Внезапное снаряжение и отправка этих эскадр были настоя­щим экзаменом для возрождавшегося российского флота после неудач Крымской кампании. Вероятно, выполнить задуманное было бы трудно, если бы в результате работы предшествующих лет не были бы созданы суда и воспитан личный состав офице­ров и команд, умевших ходить на новых судах и под парусами, и под парами. Разработка и осуществление этой уникальной экспедиции стали возможны лишь благодаря хорошей информиро­ванности об иностранных портах и заграничных морях, приоб­ретенной в результате предыдущих дальних плаваний наших су­дов и эскадр. Выполнение проекта требовало необыкновенной быстроты и соблюдения величайшей тайны. При тогдашнем на­строении враждебных России кабинетов, имея сведения о приготовлениях России, они несомненно попытались бы ускорить развязку польского вопроса, чтобы помешать выходу россий­ских судов из Балтийского моря. Появление двух сильных рус­ских эскадр в портах Американских Штатов, на побережье двух океанов, произвело тем более сильное впечатление, что впервые с основания русского флота часть его оказалась в дальних морях в то время, когда готовившийся союз двух сильнейших морских держав, Англии и Франции, угрожал нападением на наши собст­венные берега[26]. Именно готовность российского флота нанести серьезный ущерб экономике потенциального противника, готов­ность действовать наступательно, активно удержала этот союз от нападения на Россию. Это очень серьезный политический и военно-стратегический урок, сохраняющий свою актуальность в современных условиях.

*        *        *

К сожалению, многие достижения этого периода впоследствии были утрачены, из-за чего русско-японская война 1904-1905 гг. обернулась трагедией Порт-Артура и Цусимы. И в этот тяжелей­ший для российского флота период наши моряки демонстрировали всему миру российскую доблесть, верность своему воинскому дол­гу, андреевскому флагу. Подвиги "Варяга" и "Корейца", миноносца "Стерегущий", лихие действия владивостокского отряда крейсеров ("Россия", "Громобой", "Рюрик") на японских коммуникациях, ге­роическая шестидневная борьба в уже безнадежной ситуации бро­неносца "Севастополь" на внешнем рейде Порт-Артура после гибе­ли всей первой Тихоокеанской эскадры, борьба до последнего мно­гих кораблей второй Тихоокеанской эскадры навсегда остались в памяти тех, кто верит в Россию, кому дорог наш флот – и в годы по­бед, и в годы поражений.

Уроки русско-японской войны на море играют важную роль и в настоящее время. Споры по многим вопросам, связанным с дейст­виями в ней флота, продолжаются и по сей день, и это вполне оправданно.

Период, предшествовавший русско-японской войне, был вре­менем быстрого роста ассигнований на строительство океанского флота. В эти годы Российская империя стала третьей державой по военно-морской мощи после Великобритании и Франции, превос­ходя в этом быстро развивавшиеся в промышленно-экономическом отношении Германию и США. Морское министерство России рассчитывало к 1905 г. довести численность флота на Дальнем Востоке до следующего состава: 10 эскадренных броненосцев, 5 броненосных крейсеров, 12 крейсеров, 2 минных заградителя, 20 эскадренных миноносцев (по 350 т) и 24 миноносца (по 240 т). Это обеспечивало бы значительное превосходство России в силах на этом театре. Однако выполнить план наращивания сил флота на Тихом океане не удалось. Япония не стала дожидаться, когда Рос­сия обеспечит себе превосходство в морской силе на Тихом океа­не. В этом был один из крупнейших военно-политических просчетов государственного руководства России, и прежде всего, импера­тора Николая II.

Япония, закончив к лету 1903 г. строительство кораблей (согла­сно своей судостроительной программе), в ночь на 27 января 1904 г. начала войну против России внезапным нападением флота. Прежде всего был нанесен удар по Тихоокеанской эскадре на порт-артурском рейде. В это время большинство русских кораб­лей, заложенных по программе 1898 г. (в том числе и новейшие эс­кадренные броненосцы типа "Бородино"), все еще находилось в постройке.

Даже и при этих неблагоприятных условиях русский военно-морской флот в целом был сильнее японского. В результате гро­мадной работы по созданию парового броненосного флота Рос­сия к началу XX в. имела в боевом составе 25 эскадренных броне­носцев, 3 броненосца береговой охраны, 26 крейсеров, 9 минных крейсеров, 17 канонерских лодок, 63 эскадренных миноносца и 88 миноносцев. Однако это превосходство сводилось на нет рас­пыленностью русского флота. В то время как японские корабли в полном составе были сосредоточены на театре военных действий, русские были рассредоточены на трех морских театрах: Балтийском, Черноморском и Тихоокеанском. Усилить же эскадру на Тихом океане до начала военных действий, как было предусмот­рено в плане, не удалось.

Прежде всего из-за грубых просчетов русского правительства в определении сроков начала войны не только не удалось вовре­мя увеличить флот в целом, но и заблаговременно выполнить межтеатровый маневр сил военно-морского флота. Это позволи­ло противнику, имевшему превосходство в силах по броненос­ным крейсерам, крейсерам 1 и 2 ранга, вначале завладеть иници­ативой, затем установить господство на море и тем самым ока­зать решающее влияние на оперативно-стратегическую обста­новку на Дальневосточном театре. Из-за отсутствия разветвлен­ной системы базирования морские силы России на Дальнем Востоке находились в крайне затруднительном положении и не могли реализовать в должной мере свой боевой потенциал[27]. Правительство, по свидетельству современников, не понимало проблем, связанных с реальной боеспособностью флота, и не пыталось даже в них вникнуть.

Владивосток представлял собой оборудованную базу, но порт замерзал на длительное время и был слишком удален от главного морского театра военных действий – Желтого моря. Это море пре­вратилось в театр военных действий в результате продвижения России в Маньчжурию, взятия Ляодунского полуострова и Порт-Артура. Политический и военно-политический курсы находились в явном отрыве от решения важнейших вопросов тылового и ин­женерно-технического оборудования театра военных действий. Японский флот базировался в более благоприятных условиях[28].

Степень боевой готовности русской Тихоокеанской эскадры совершенно не отвечала требованиям напряженной обстановки, сложившейся на Дальнем Востоке к моменту разрыва дипломатичес­ких отношений с Японией. Одним из результатов этого был и успех внезапного нападения японских миноносцев на Тихоокеанскую эс­кадру России, стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура. Прежде чем русские комендоры успели открыть огонь по противнику, эска­дренные броненосцы "Ретвизан" и "Цесаревич", а также крейсер 1 ранга "Паллада" были подорваны торпедами. Это сразу изменило соотношение сил в пользу японцев, нанесло серьезный удар по морально-психологическому настрою русских моряков[29].

Особенно плохо обстояло дело с тактической подготовкой офицерского состава. В Морском корпусе, где готовились строевые офицеры, тактика как самостоятельный предмет в то время не пре­подавалась. В 90-х годах XIX в. в русском флоте не было тактики как науки, которая отвечала бы требованиям броненосного флота. Научный труд вице-адмирала С.О.Макарова, посвященный воп­росам морской тактики, не получил официального признания со стороны Морского министерства и не применялся в качестве посо­бия при обучении и воспитании офицерского состава. Это было большим упущением, несмотря даже на то, что труд С.О.Макарова был далек от совершенства[30]. Фактически в России не разрабатыва­лись и вопросы морской стратегии, теории использования морской мощи в целом. И это в то время, когда подобного рода работа интенсивно велась в Великобритании и США (там именно в этот период родились капитальные труды Ф.Коломба и А.Мэхэна, давшие обильную пищу для размышлений над вопросами морской страте­гии и тактики). С.О. Макаров в одном из изданий своего труда по военно-морской тактике горько сетует на то, что в России пренеб­режение теорией традиционно, что она отстала в этом от многих морских держав на десятилетия, если не более.

В Морском корпусе и в офицерских классах главное внимание обращалось на строевую и техническую стороны обучения, и в этом отношении русский военно-морской флот накануне русско-япон­ской войны имел достаточно хорошо подготовленные кадры офице­ров. Созданные при Морской академии курсы военно-морских на­ук, которые по замыслу должны были служить основой для такти­ческой подготовки высших офицеров флота, не пользовались попу­лярностью среди морских офицеров. Желающих учиться на этих курсах было немного[31].

Очевидно, что ресурсы для развития и функционирования флота были распределены далеко не оптимальным образом. Впол­не можно было за счет некоторого сокращения кораблестроитель­ной программы в значительно больших объемах выделять средст­ва на боевую подготовку флота, на повышение огневой мощи ар­тиллерии и других средств поражения, на улучшение качества строящихся кораблей. Флагманы недостаточно уделяли внимания вопросам отработки совместного плавания кораблей в составе эскадры и ведения морского боя. Эскадренное маневрирование сво­дилось к выполнению простых эволюции. Тихоокеанский театр военных действий не изучался. Корабли плавали в основном в прибрежных водах Квантунского полуострова. Артиллерийские стрельбы проводились редко и главным образом по неподвижным мишеням. В год на каждого комендора приходилось лишь по не­сколько выстрелов. Из-за неправильной оценки опыта японо-ки­тайской войны 1894-1895 гг. русские артиллеристы обучались стрельбам на дистанции не более 15-30 кабельтовых; стрельбам на больших дистанциях они не обучались. Это сказалось в первые же дни войны и привело к цусимскому поражению. В целом боевая подготовка русского флота на Тихом океане находилась на низком уровне. Вот, например, как оценивалось состояние русского флота в труде преподавателя Морской академии (в последующем вице-адмирала Советского ВМФ) А.В.Немитца: "Наш современный флот в русско-японской войне представлял, в смысле тактической подготовки, нечто вроде "морской милиции", но не "регулярной" вооруженной силы"[32]. Это очень горькие, но, по-видимому, спра­ведливые слова[33].

Многие корабли (эскадренные броненосцы "Ретвизан", "Побе­да" и "Цесаревич", крейсеры 1 ранга "Баян", "Диана", "Паллада" и "Боярин") в состав эскадры вошли незадолго до развертывания военных действий. Вполне естественно, что при крайне ограни­ченных нормах плавания, за несколько лишь месяцев после при­бытия на Дальний Восток, они не могли стать полноценными бо­евыми единицами.

В японском флоте комплектование и подготовка личного сос­тава, организация боевой подготовки на кораблях и в соединени­ях были поставлены лучше, чем в русском. В основном японский флот опирался на опыт военно-морского флота Великобритании с его глубокими традициями, в том числе в развитии тактики мор­ского боя. На японском флоте активно работали английские со­ветники и инструкторы[34]. Японские корабли, входившие в состав боевого ядра флота, много времени находились в море. Это дава­ло личному составу возможность хорошо изучить будущий театр военных действий и получить необходимую практику в совмест­ных плаваниях. Большое внимание японское командование уде­ляло тактической подготовке флота в ходе различных учений и отработки огневых задач. Каждый период отработки задач боевой подготовки в море завершался большими маневрами, на которых проверялась готовность кораблей и соединений решать постав­ленные перед ними задачи.

Последние маневры японский флот провел незадолго до начала войны – в конце 1903 г. Исключительно важным было значитель­ное преимущество японского флота в эскадренной скорости (на 3-4 узла). Это дало ему возможность во время Цусимского сражения осуществить охват головы русской эскадры. Охват сыграл весьма важную, если не решающую, роль в судьбе этой исторической бит­вы[35]. С тех пор идея охвата головы эскадры в сражении стала на долгие годы доминирующей в военно-морской мысли многих го­сударств, включая Великобританию. Для решения этой задачи был даже создан специальный класс кораблей - линейные крейсе­ра (главным их идеологом называют лорда британского адмирал­тейства Фишера)[36]. В решающем Цусимском сражении эскадра ад­мирала Того значительно превосходила эскадру Рожественского по точности стрельбы, по ряду оценок – почти в три раза[37].

Среди нерешенных проблем в период подготовки России к войне с Японией была проблема взаимодействия армейского и флотского командования как на стратегическом, так и на тактическом уровнях. Это сказалось на ходе войны. Армейское руководство в целом до­вольно скептически относилось к роли флота в предстоящей войне. Причем высказывало свое отношение публично и демонстрировало непонимание роли флота, в том числе в обеспечении успеха опера­ции российской армии в Маньчжурии[38].

Есть свидетельства тому, что к русско-японской войне россий­скую сторону в лице императора Николая II активно подталкива­ла Германия (лично император Вильгельм II), а японскую - Ан­глия. И Германия, и Англия были заинтересованы в ослаблении обеих сторон. Для Германии, наращивающей свою военно-мор­скую мощь, важно было направить основные военно-морские си­лы России на Дальний Восток, переориентировав их с Балтики и Атлантики. Интересны в этом отношении замечания бывшего ми­нистра иностранных дел Российской империи А.П.Извольского, который отмечал в своих воспоминаниях очевидность того, что Германия ничего не проигрывала, а кое-что выигрывала вследст­вие войны между Россией и Японией: в случае победы Россия на много лет оказалась бы занятой дальневосточными делами, и вся ее энергия была бы направлена в сторону подготовки к возможно­му реваншу со стороны Японии; в случае поражения она была бы ослаблена и унижена. И тот и другой исход войны укреплял бы влияние Германии и увеличивал бы шансы Вильгельма II на роль арбитра в европейских делах.

План кайзера, как пишет Извольский, "великолепно оправдал­ся последующими событиями". Россия пострадала больше, чем кто-либо мог предвидеть. В течение всей войны кайзер пользовался любым удобным случаем, чтобы напомнить Николаю II об ус­лугах, которые он оказал России. В действительности участие кай­зера в поддержании того положения, которое Россия должна была сохранить на Западе, в Европе, имело своей целью толкать Россию все дальше и дальше по пути поражений на Дальнем Востоке. Впо­следствии Германия весьма выгодно использовала эти мнимые за­слуги, заключив торговый договор, чрезвычайно выгодный для Германии и убыточный для России[39].

Одной из причин этой войны было желание близкого окруже­ния русского императора иметь "быструю победоносную войну", которая могла бы укрепить авторитет трона в условиях нарастаю­щих внутренних проблем. Амбициозные цели войны, ставившиеся Россией, вызывали отрицательное отношение многих держав, т.е. в политико-дипломатическом отношении военные планы были обеспечены далеко не лучшим образом. Многие современники, от­нюдь не противники царизма, считали русско-японскую войну авантюрой. Среди ее противников был, к примеру, один из наибо­лее видных государственных деятелей России того периода С.Ю.Витте. Он выражал убеждение, что Александр III, если бы он был жив, никогда не пошел бы на эту авантюру[40].

Гибель порт-артурской эскадры и цусимская трагедия имели огромные последствия для России. Можно с высокой степенью ве­роятности предположить, что без них не было бы кровавых собы­тий революции 1905 г., а затем, возможно, и революции 1917 г. и последовавшей за ней трагической для нации, и в том числе для отечественного флота, гражданской войны. Россия вполне могла бы пойти другим, гораздо менее болезненным путем к превраще­нию в сверхдержаву.

См.: Кокошин А.А. Военно-морской флот России. Из юбилейного трехсотого - взгляд в прошлое и будущее. М.: Издательский Дом «Паспорт Интернэшнл», 1997. С. 5-30.